Когда отпевали свою последнюю песню голубые дрозды и шестикрылые сойки, когда распускали почки и пырышки-пупырышки тополя, дикая картошка и алкаши, Арсенал, лучший в мире клуб по версии болельщиков Арсенала, позорно сливал. После очередного проигрыша 1 – 324 Ливерпулю на родном, облитом кровью, потом и дайкири, стадионе Венгер решил, что чё-то надо делать. Причём делать что-то невообразимое, и делать очень срочно. Стандартные меры (ром, покер, распутные девки), (тренировки, схемы, распутные девки) уже не действовали.
Когда в команде сломалось всё: Росицки, Фабрегас, Ван Перси, задвижка в туалете, - Венгер схватился за голову. А потом за Аршавина. А потом снова за голову. А потом решил, что Аршавин наощупь куда приятнее и остановился на нём. Остановился и стоял до тех пор, пока Аршавин в срочном порядке не вывел формулу идеальной психологической и физической реабилитации всей команды. «Поехали ко мне в деревню…», - просипел Андрей из-под пятки тренера…

Мелко тряслась и подпрыгивала голубо-бело-ржавая «труповозка» Рязань-Побоковичи. Ехали долго. Аршавин пускал слезу по знакомым до боли в ногтях березкам, Альмунья пускал слюну по календарям с “моделями” в кабине водителя. Через 20 минут после отбытия, раскачивая автобус не хуже, чем Тимати и Банда клуб железнодорожников в Осиповичах, к Венгеру подплыла кондуктор Зина с глубоким философским монологом “Кто будет платить? Да я таких, как ты, в молодости…” 15 минутами спустя, воспользовавшись моментом, когда Зина переводила дыхание, Арсен вставил интеллигентное “What?” Тетя, видя, что ее ораторское искусство некому оценить, направилась изливать душу водителю, поглядывая на Альмунью и не совсем понимая его томные взгляды в сторону кабины. По приезду на намеченную дислокацию ребята дружно выгрузились, оставив в залог кондукторше вратаря, пообещав ему на обратном пути заглянуть на этот маршрут.

Алена Аршавина радушно встретила гостей, обняла внука; перекрестившись, обошла Бакари Санья; со словами «главное, чтоб не фашист», расцеловала Венгера. На вопрос о дальнейшей развлекательной программе Алена Ильинишна молча протянула Робину ван Перси тяпку, мол, вали, Персик, за персиками. Робин почесал тяпкой спину и направился к группе товарищей, которые уже во главе с Клиши, Санья и Турэ кверху плавками отрабатывали суточную норму по сбору корнеплодов, петрушки и колорадских жуков.

Половина состава, выжившего после кастинга бабушки Алены на звание “Лучший морковевед”, дружным хором убежали к близлежащему водоему. Через пять минут парни брызгались , тягали под водой друг друга за ноги и играли в «Баба сеяла горох». Венгер в женской красной выцветшей бейсболке «Abibas», плавках с Микки Маусом и очках а-ля «кобра» гордо восседал на колючем лоскутном пледе и пытался читать «Наука и жизнь» за 1976 год, периодически выкрикивая в сторону озера «мальчики, не брызгайтесь». Мужики в серых маскхалатах, обступившие озеро по периметру с удочками и садками, косили недобрым взглядом в сторону загорелых шумных футболистов и синего тихого Венгера. За полчаса до завершения водно-развлекательных процедур самый злой мужик приволок Эбуэ за ухо к Арсену со словами «Ваш чернож…, млин, спер, млин, у меня полведра рыбы, млин. И сожрал, млин!!» Рыбака успокоили, подарили пару именных бутс. Мужик радостно поковырял шипы: «На грузики пойдут».

В середине дня Аршавин раздал Росицкому, Диаби и Уолкотту по паре резиновых бахилл и по ведру. С речевкой «Все грибы в лесу, сдавайтесь!» арсенальский квартет во главе с Андреем затопал по щебню в сторону ближайших сосен. За два метра от леса Аршавин прочитал заклинание, плюнул через левое плечо на Росицкого, перекрестился и пошел дальше. Через полчаса, Аршавин, матерясь и плюясь на Росицкого и Уолкотта, прочесывал пустые опушки. А Диаби уже нашел грибы (причем нашел еще в Лондоне) и теперь, не обращая ни малейшего внимания на вопли Аршавина «Лес, твою …, где все грибы?!», доедал последнюю шапочку. По истечению третьего часа русский футболист оставил надежду найти в бору грибы, ягоды и Диаби и грустно потопал на выход. С третьего раза, усталый и злой, Андрей вывел сотоварищей из чащи на жилую местность. Навстречу арсенальцам летящей походкой выкатился Абу в папахе и с консервной банкой. «Широка ты, матушка-Россия!» - радостно заорал Диаби, увидев знакомых людей. Добежав до домика Аршавиных, размахивая банкой, Абу спрятался в туалете и весь оставшийся вечер хитро подглядывал за одноклубниками в глазок-сердечко.

Смеркалось. Венгер грел у костра руки, Галлас грел остывшую «пальцем пиханую» колбасу, Фабрегас грел местных хихикающих девчонок, рассказывая им истинное происхождение своего имени. Мокрый после «изгнания» из туалета шлангом Диаби грустно расковыривал найденный в сарае фотоаппарат «Зенит». Аршавин рассказывал бабушке про английские дали, Алена Ильинишна смахивала тихую слезу, с опаской косясь на Санья.

Утром Аршавин с пятилитровой бутылью молока под мышкой прощался с гостеприимной бабушкой, Венгер прощался со всей деревней, Фабрегас – с ее женской половиной. Все плакали, махали платочками и подаренными бутсами. На остановке их уже ждал автобус, в автобусе – Альмунья, в Рязани – поезд до Москвы, в Москве – самолет до Лондона. Сразу оговорюсь, что ни черта им это не помогло. Но память-то осталась…