Предлагаем вашему вниманию главы автобиографии Гари Невилла, которую он ознаменовал просто – Red. В наше время нестабильности и робких надежд как никогда важно помнить о том, что сделало «Манчестер Юнайтед» по-настоящему великим, и что влюбило в него нас – людей со всего мира. Когда каждая победа кажется вымученной, а грандом Манчестера считается «Сити», легко забыть, почему болеть за «Юнайтед» - это честь и привилегия. Скоро у нас будут новые легенды, свои Робсоны и Бесты, но пока – окунёмся в историю, описанную словами бывшего капитана «красных дьяволов» и одного из самых преданных фанатов клуба.

Не будем забывать, что великая команда начинается с фанатов, и как раз таким фанатом был сам Гари, который отстаивал честь клуба даже тогда, когда он находится в тени своего ненавистного соперника.

«Мальчик с трибуны К»




Я любил «Юнайтед» с самого начала так же, как я любил спорить. Безусловно, с самого начала можно было предугадать, чем обернётся моё поступление в школу, забитую фанатами «Ливерпуля».

Я вырос в Бери, неподалёку от Манчестера. Впрочем, если судить по количеству людей в футболках «Ливерпудя», складывалось впечатление, что мой дом был в паре метров от «Энфилда»

Были восьмидесятые. «Ливерпуль» - это славный, успешный клуб, за который болели практически все детишки. Так вот получилось, что «Олд Траффорд» был в шестнадцати километрах от нас, а я чувствовал себя в самом сердце Мерсисайда. Я не был единственным поклонником «Юнайтед», но мне было очень одиноко.

Каждый реагирует по-разному, когда его окружает враг со всех сторон, и я решил бороться. Семья со стороны моего отца всегда отличалась упрямством и жаждой всё оспаривать, и в школе я довольно быстро понял, как сильно похож на отца. По сути, почти все воспоминания о школе у меня связаны со стычками с фанатами «Ливерпуля». Кажется, я больше пререкался, чем учился; мы спорили о всём – кто лучше играет, где лучше стадион и какая форма краше. Споры никогда не прекращались, и вряд ли когда-нибудь прекратятся.

В то время «Ливерпуль» делал мою жизнь адом. Каждый день в школе мне рассказывали о новых успехах клуба, и каждый день я всё больше ненавидел «Ливерпуль»

Тогда «Ливерпуль» побеждал везде, но чем больше я слышал об их успехах, тем больше я защищал свой клуб. Я упрямо отстаивал честь «Юнайтед» дни напролёт. Слышали бы вы, каким преданным адвокатом «Юнайтед» я был в свои школьные годы.

«Юнайтед» был самой фантастический вещью в моей жизни. В детстве весь смысл моей жизни сводился к просмотру игр. Поход на «Олд Траффорд» был лучшим событием каждой недели. Благодаря папе, в моих жилах текла манкунианская кровь.

Он был преданным фанатом всю свою жизнь. Он присутствовал на финале Кубка Англии 1958-го года в возрасте девяти лет. Тогда «Юнайтед» с честью уступил «Болтону» спустя пару месяцев после мюнхенской трагедии. Он видел, как клуб добивался невиданных успехов под руководством сэра Мэтта Басби с Бестом, Лоу и Чарльтоном в составе. Он преданно болел и в неудачные семидесятые, когда «Юнайтед» вылетел из высшего дивизиона в 1974-м. В горе и радости, он всегда защищал клуб. С момента, когда он начал зарабатывать свои первые деньги, он практически ни разу не пропустил матч.

С самого начала я отчаянно хотел ходить с ним. Я канючил, молил и заклинал взять меня на «Олд Траффорд», и в конце концов он согласился с одним условием: я смогу посетить стадион с ним и его приятелями, если не буду никому мешать.

Я не помню свою первую поезду на «Олд Траффорд». Папа говорит, что мне было четыре года, а значит это был 1979-й. Я не помню первую игру, но помню атмосферу, ожидание и трепет.

Стоило нам пересечь мост Бартон через Манчестерский корабельный канал, как моё сердце начало бешено биться. Мы были близко. Вскоре я замечал высокие трибуны. Мы всегда приезжали заранее для того, чтобы перекусить в Marina’s Grill. Заведение до сих пор там.

Папа встречался с приятелями, но меня это не напрягало. Я был счастлив и сам по себе. Папа выпивал пинту пива, а я сидел на своём месте и смотрел на поле. Я никогда не уставал просто так сидеть и наблюдать за происходящим. «Олд Траффорд» был ещё пуст, но меня он всё равно зачаровывал. Я вбирал в себя всё: шум, запах, каждую деталь. И я никогда не забывал этих вещей.

Когда на поле выходили игроки, я впадал в состояние транса. Я до сих пор помню, как Арнольд Мурен практиковал удары. Одно из самых ранних воспоминаний связано с тем, как Джо Джордан пытался забить головой. Я был на «Олд Траффорд», когда Брайан Робсон перешёл к нам за рекордную сумму в полтора миллиона фунтов. Мне было всего шесть, но я навсегда запомнил этот момент. Кто бы мог подумать, что я буду играть с ним на одном поле спустя 13 лет, когда он выступал в своём последнем матче.

Робсон был моим идолом, хотя я никогда не расклеивал комнату постерами кумиров. Я никогда не просил ни у кого автографа, и не понимал, зачем другие дети так жаждали их получить. У меня была футболка «Манчестер Юнайтед», но я никогда не надевал её на матчи. Нет, дело было не в людях. Если бы в то время у меня был мобильный телефон, я бы не сфоткался с каким-нибудь игроком, потому что я любил игру, и только игру. Нет ничего лучше атмосферы субботнего вечера во время матча «Юнайтед».

Я всегда любил преданных, искренних футболистов, как Робсон. Он был всем, чего я ждал от игрока «Юнайтед» - он играл до последнего через кровь и слёзы. Настоящий лидер. Когда он врывался в штрафную, он делал это с таким видом, будто вся его жизнь зависела от этого момента. Его отношение было видно по тому, как он бежал и как выглядел. Для него всё было битвой.

Впоследствии я полюбил и Марка Хьюза, и Нормана Уайтсайда. Эти три были моими примерами для подражания. Талантливые, да, но больше всего я ценил их самоотверженность. Я всегда уважал работяг.

Я обожал тех, кто разделял мою любовь к «Юнайтед», хотя не преданность делу выигрывала трофеи. У нас были хорошие игроки вроде Артура Альбистона и Мика Дуксбури, но команде сильно недоставало глубины состава «Ливерпуля».

В мои школьные годы мы выиграли пару раз Кубок Англии (против «Брайтона» в 1983-м и «Эвертона» в 1985-м), но «Ливерпуль» выигрывал лигу и еврокубки. Они были доминирующей силой.

Сейчас я могу признаться, что уважаю достижения «Ливерпуля». Только дурак не отдаст должное стараниям Кенни Далглиша. Какой фанат не хотел бы видеть в футболке своего клуба Грэма Сунесса, Питера Бирдсли или Джона Алдриджа? В тайне я обожал Стива Николя и ненавидел Джона Барнса за его безмерный талант.

Сейчас я способен отдать должное Ливерпулю – другому работящему городу севера. Я уважаю лояльность его поклонников и вижу, что Ливерпуль, как и Манчестер, прыгнул выше своей головы во всём, что касается футбола и музыки. Но в те времена я ненавидел «Ливерпуль» и его успехи.

«Юнайтед» были моей командой, и никакой здравый разум или логика меня не волновали. В школе я хвастал тем, что у нас был Робсон, капитан сборной Англии и лучший футболист страны. Я кричал о том, что «Олд Траффорд» больше «Энфилда». Другие в ответ, как правило, говорили нечто вроде: «Да, но “Ливерпуль” выиграл лигу, а вам не хватило 31 очка».

Я вспоминал всё, что знал от отца о наследии Басби, Беста, Лоу и Чарльтона, и утверждал, что вскоре мы вернёмся на вершину. Впрочем, даже тогда я с трудом верил в собственные слова, ведь мы были тринадцатые в лиге за «Ковентри» и «КПР».

Мы тратили миллионы и ничего не выигрывали. Мы покупали Гарри Бёртлса или Питера Дэйвенпорта, радовались этому факту, а затем возвращались к стартовой точке. Мы многим грозили, но в итоге это ни к чему не приводило. Я, впрочем, никогда не затыкался.

Наверное, я был схож на фанатов «Сити», которые столько лет пытались перекричать своего более именитого соседа. Они то и дело заявляли о том, как важно было дерби, и как они являлись истинными фанатами Манчестера, но меня редко особо заботил матч «Юнайтед» - «Сити». Врагом номер один всегда был «Ливерпуль», и так будет всегда из-за событий моего детства.

Быть футбольным фанатом – это не только любить свою команду, но и ненавидеть других. Этим отличен английский футбол, своим жёстким делением по лагерям.

Ребёнком я страдал из-за этого, но зато впоследствии каждая победа была особо приятна. Поэтому я так праздновал каждую победу над «Ливерпулем». Поэтому я целовал эмблему клуба перед толпой поклонников «Ливерпуля».

Моя страсть в итоге стоила мне 5 тыс. фунтов, которые с меня потребовала федерация футбола после моего празднования победного гола. Нелепое наказание. Они хотят, чтобы мы были роботами? Как часто мы слышим жалобы на то, что игроки отдалены от фанатов и их не волнуют их клубы? А тех, кто ведёт себя искренне, штрафуют! Бред.

Я переругивался с фанатами «Ливерпуля» так, как они переругивались со мной. Я никогда не жаловался на оскорбления от фанатов «Ливерпуля», а их, поверьте, было немало.

Годами я слушал уничижительные песни. Фанаты «Ливерпуля» пытались перевернуть мою машину, и только чудом я смог уехать до того, как оказался кверху ногами.

Как-то перед игрой против «Ливерпуля» полиция сообщила, что к моему дому направляется банда молодчиков из Мерсисайда, и мне пришлось срочно паковать вещи.

Я знал, что всё это – цена того, как гордо я держу манчестерский флаг. Так было ещё с детства. В конце концов, что такое футбол, если ты не встаёшь на какую-то строну, не важно, на поле или на игровой площадке?

«Юнайтед» до смерти. Остальных – к чёрту.

Братская любовь



Как так случается, что самая обыкновенная семья с самой обыкновенной улицы производит на свет трёх игроков сборной Англии?

Невиллов ничто не отличало от других жителей Бери. Мы жили в типичном домике. Я родился 18-го февраля 1975-го года, Трэйси и Фил, близнецы, появились на свет двумя годами после.

Мы – обычная семья из рабочего класса. В роду у нас нет никаких знаменитых спортсменов. И каким-то образом между нами мы насобирали 218 выступлений за сборную – в футболе и нэтболе. Трэйси дважды выступала на Играх Содружества и Мировом чемпионате, суммарно 74 раза выступив в форме сборной Англии. Фил отыграл 59 игр за футбольную сборную, и до сих пор отлично выступает. На моём счету 85 игр и пять больших турниров.

Другие семьи (например, братья Мюрреи, сёстры Уильямс, Чарльтоны) могут объяснить свой спортивный успех. В случае с Невиллами я могу только поблагодарить маму и папу, которые влюбили нас в спорт и дали инструменты для успеха.

Меня часть спрашиваю о кумирах, и, как правило, я называю Брайана Робсона. Но это не совсем так – мои настоящие герои – это мама и папа. Они отличные родители и дедушки и бабушки. Они заслужили все наши медали.

Благодаря им спорт получил центральную роль в нашей семье. Мама и папа не были профессиональными атлетами, но это не мешало им посвящать спорту всё своё время. Мама играла в английскую лапту, нэтболл и хоккей на достойном уровне. Она брала нас на свои игры в нэтболл, и мы играли с ней в коридоре тренажёрного зала. Когда она играла в английскую лапту, нас тоже приглашали на поле. Папа играл в крикет.

Конечно, в детстве всё это было просто развлечением, но сейчас я понимаю, что так родители заложили фундамент, который стал основной всех наших будущих карьер. Так или иначе, я не помню, когда мы проводили своё время без мяча.

Помимо любви к спорту, родители привили нам культуру труда и целеустремлённости. Когда мы были детьми, папа работал водителем грузовика для компании, занимающейся транспортировкой багажа в Олдеме. Он уходил ещё до рассвета, иногда в четыре утра. Он делал это для того, чтобы ранним вечером уже быть дома, где он мог поиграть один или с нами. И не важно, что он работал на протяжении всего дня, у него всегда были силы для нас. И такое отношение передалось нам: встань, разберись с важными делами и посвяти остальной день себе. Не трать время на пустяки. Поэтому всю свою жизнь я встаю в самую рань – некогда отлёживаться!

Мама и папа также научили нас ценить преданность. Мы много ссорились, но мы никогда не забывали о том, что мы – семья. Мы любили друг друга, хотя редко в этом признавались. Мы были неразлучимы, что очень важно, учитывая, что нам с Филом пришлось быть одновременно и товарищами, и соперниками в одной команде.

Я могу с уверенностью сказать, что семья никогда не переставала быть нашим приоритетом. Если бы в команде мне пришлось уступить своё место кому-нибудь, в первую очередь это должен был быть Фил. Не важно, странно это или нет. Я часто читаю про соперничество между братьями, но нас с Филом так воспитали, что я никогда не сталкивался с этим феноменом в жизни.

Мы делили комнату вплоть до того момента, когда я стал основными игроком «Юнайтед» в 19 лет. Я прекрасно знаю, как его раздражала моя роль вечно наставляющего старшего брата. Впрочем, мы были не просто братьями – мы были лучшими друзьями.

У нас разный характер. Невиллы, как семья, всегда были сплочены. Папа всегда был очень общительным человеком, который обожал посиделки за пинтой пива. Впрочем, мы редко принимали гостей дома. Семейный дом – как крепость, куда могут пройти только избранные. Это я тоже перенял у своих родителей. Я с недоверием отношусь к непрошенным гостям. Я ценю своё пространство и ограничиваю число тех, кто в него допускается. Мы – сплоченная семья, в которую сложно пробиться чужим.

Перенял я и невилловское упрямство. Хотите понять, насколько мы упрямы? Тогда вам нужно знать историю того, как моя папа получил имя «Невилл Невилл».

Сразу после того, как мой отец появился на свет, акушерка подошла к кровати и посмотрела на записи. «Невилл? Это замечательное имя для вашего мальчика», - сказала она.

После этих слов тут же вскочила моя двоюродная бабушка и воскликнула: «Нет, это не Невилл. Это его фамилия. Невилл Невилл? Нет, нам такого не надо!»

Поверьте, бабушка не была человеком, с которым стоит пререкаться. Она не собиралась выслушивать советы акушерки о том, какое имя ей можно или нельзя выбрать. «А знаете, почему бы и нет? Пусть будет Невилл Невилл. Я назову его так, как мне виднее».

Вот так из-за её упёртости мой отец получил своё имя. И я не раз слышал, что упрямство своей бабки унаследовал и я.

Что касается мамы, то она более уравновешенная, и эта её особенность передалась Филу. Он всегда был попроще нас в этом плане. Сестра находится где-то посередине. Она с Филом была очень близка в детстве, а школьные годы они провели в одном классе. Но мы все одинаково близки сейчас. С нашим Филиппом просто нельзя не дружить: он не ссорился ни с кем ещё с самого детства.

Бывало, что мы ссорились, но любой признак чего-то серьёзного, и можно было рассчитывать на колотушки от папы. Дисциплина очень важна. И мы никогда не обманывали родителей и не пытались их разозлить. Если нам было сказано вернуться к девяти, мы и не думали опоздать. Как-то я опоздал домой на четверть часа, и отец выпорол меня ремнём. С тех пор я больше не опаздывал. В нашем доме уроки были редки, но жёстки.

Спорт как ничто другое сдружил нас с Филом. В любую свободную минутку мы играли в футбол или крикет. Мы могли играть весь и вечер напролёт. Два года – не сильная разница в возрасте, и мы всё делали вместе.

Мы любили ходить на огромное поле в Бери. Мы клали на землю джемпер и играли в игру, которая заключалась в том, что мы по очереди лупили по мячу и пытались попасть им по джемперу. Это продолжалось часами. Можете себе представить, как два Невилла соревнуются с друг другом на протяжении часов? Мы бы не продали много билетов. Или забили много голов.

Нередко мы вместе отправлялись на поле, но домой возвращались по-отдельности после очередной ссоры и пары синяков. Но в целом такие соревнования были для нас полезны. Несмотря на то, что я был старше, у нас был примерно один уровень. Фил довольно быстро возмужал и играл в старшей возрастной группе. Я так не мог.

Довольно рано стало видно, что мой братик одарён. Спорт давался ему легко, во всяком случае мне так казалось. Он играл обеими ногами с самого начала. В крикете он был бэтсменом с ведущей левой, который вбрасывал мяч правой. Так можно его описать: универсально великолепный. У Фила было этакое изящество, которое свойственно только талантам от природы.

В футболе у меня был шанс, но Филу успех был гарантирован. Я с трудом пробивался в сборную графства, он же играл за школьную команду на всех уровнях, выступая на «Уэмбли». Команды хотели заполучить меня и молили, чтобы за них выступал Фил.

В крикете было так же: я был неплохим агрессивным праворуким бэтсменом, умеющим как следует вдарить по мячу. В тринадцать лет я попал в основу «Гринмаунта» в болтонской лиге, где мне пришлось играть против взрослых. Там требования были высоки, а со мной играли профессионалы. Здесь я многому научился о смелости.

Я достаточно забил для того, чтобы попасть в команду Ланкашира до 14-ти лет, а затем в школьную команду севера Англии. Я мог попасть в юношескую команду Англии, но сломанный палец помешал участвовать в банберском фестивале, который был, по сути, пропуском в национальные команды.

Я был неплох, и может у меня был шанс стать профессионалом, но Фил был чем-то совершенно другого уровня. Он играл за команду Ланкашира до 13-ти, 14-ти и 15-ти лет, выделялся в команде, за которую выступал Эндрю Флинтофф. В 15 лет Фил играл за дубли Ланкашира. Это взрослая команда. Не вмешайся футбол, он стал бы основным игроком Англии на всех уровнях.

Мы любили спорт, и соперничество было нам на руку. Мой младший брат постоянно заставлял меня быть начеку, а Фил, в свою очередь, всегда хотел обойти своего старшего. Мы идеально подходили друг другу, ведь мы только совершенствовались вместе. Впрочем, была одна игра в крикет, когда я решил поставить его на место. Он достал меня, и, когда мы пробивали, я делал всё возможное, чтобы он в течении получаса не получил ни одного мяча. В итоге Фил взорвался, что случалось нечасто, и по дороге домой мы с папой не могли перестать смеяться.

Впрочем, как правило, Фил был спокоен и во главе своих эмоций. Он был невероятным талантом, который умел то, что было мне неподвластно. Как миллион других детей, я мечтал стать великим футболистом и хотел быть новым Брайаном Робсоном. Увы, я не был лучшим спортсменом даже в собственной семье.

Начало



Всё началось на полях «Литтлтон Роуд» в Салфорде, где две сотни ребят пытались пробиться в великий «Манчестер Юнайтед». Я был полузащитником – новым Брайаном Робсоном – но с трудом понимал, как скауты могут кого-то увидеть в этом море школьников. Нас было так много. Как же выделиться?

Это был год 1986-й – дата, которая войдёт в футбольную историю как год, когда сэр Алекс Фергюсон начал свою революцию на «Олд Траффорд». Для меня этот год не менее важен, ведь именно тогда ещё робким одиннадцатилетним пацаном я присоединился к «Юнайтед».

Наш учитель выбрал несколько ребят, и каким-то чудом среди счастливчиков оказался и я. Настоящий золотой билет на шоколадную фабрику.

По понедельникам и четвергам папа отвозил меня на «Клифф», который находился между салфордскими домами, где Бест и Чарлтон оттачивали своё мастерство. В те времена там тренировался «Юнайтед». Это, конечно, не нынешний Каррингтон, который является огромной базой за границами города, но это была настоящая Мекка для фанатика МЮ.

Именно здесь я впервые поздоровался с Ники Баттом и Полом Скоулзом, которые пришли в «Юнайтед» несколькими годами позже. Впрочем, кажется, это не было приветствие, скорее ворчание. Батти и Скоулзи не отличались манерами.

Батти оставил о себе впечатление человека с крутым нравом – и это в 13 лет. Он не отличался ростом, но он был неустрашим. Я играл в центре полузащиты, и играть против него был сущим кошмаром. Он меня пугал, словно школьник Рой Кин.

Таланты Скоулза были не так очевидны. Он был маловат для своего возраста. Никто не мог представить, что такой парнишка вырастет в одного из лучших футболистов мира. Он страдал от астмы и трудом перемещался по полю.

С трудом верится, что спустя 25 лет я продолжал играть со Скоулзи. Мы не сдружились сразу, но вскоре стали не разлей вода. Он всегда был не из болтливых, но в последние годы мы зачастили в одну кофешку в центре Манчестера, где нам нравилось беседовать ни о чём в преддверии матча. Так мы расслаблялись.

Отношение Скоулзи к игре всегда было очень прямолинейным: по его мнению, футбол – очень простая игра, которую усложняют идиоты. Кто-то любит распространяться про тактику или формации, он же просто говорил «дай мне мяч и пошли на поле».

Начав тренироваться с Батти и Скоулзи, я осознал, как высока была планка. Я был уверен, что до стандартов, заданных моими товарищами, мне было далеко. Да, я был лучшим в моём местном клубе «Бери Джуниорс», но эти двое пришли из школы посуровее. Скауты смотрели за их выступлением за «Баундари Парк», лучшую юниорскую команду в округе. Я чувствовал себя неуверенно рядом с ними. Вскоре я присоединился к ним, оставив позади своих бывших друзей.

Я старался стать лучше, как мог. Вскоре к нам присоединился Бен Торнсли, которому было всё равно, какой ногой играть. Каждый год сопровождался притоком новых талантов.

Я был неплохим городским игроком, но я не был уверен, что клуб захочет подписать со мной школьный договор на следующие два года. Я не знал, чего ждать, когда папа сказал, что встретится с Брайаном Киддом, главой юношеской системы.

Близилась игра, и единственное, в чём я был уверен – это в том, что меня никто не обвинит за недостаток стараний. Я не пропустил ни одной тренировки, на которые меня доставлял фанатично преданный папа. Но как можно было оценить мои шансы, когда вокруг играли такие талантливые игроки? Батти и Скоулзи не могли не пройти. Насчёт себя я не был уверен.

В жизни бывают моменты, на которые оглядываешься и думаешь, как бы всё сложилось, случись всё иначе. Я не был стопроцентно уверен в том, что стану профессиональным футболистом. Я знал, что «Юнайтед» тогда хватался за каждого пацана хоть с щепоткой таланта. Они не могли пригласить в клуб всех нас.

Я никогда не забуду лицо папы, когда он встретил меня после школы. Он не мог сдержать улыбки. Первое серьёзное жизненное испытание было пройдено. Пока я сидел и ел свой картофель фри, новости становились всё лучше: мне не просто предложили школьный контракт до 16 лет, вдобавок к этому я получу двухлетнюю стажировку. Четыре года в «Юнайтед» и возможность попасть в юношескую систему «Юнайтед» с окладом в 29,50 фунтов в неделю.

Я не мог поверить, что «Юнайтед» был во мне заинтересован. Я не эмоциональный человек, но тогда я не смог удержать слёзы.

Я ничего не знал о желании нового босса «Юнайтед» перевернуть всю юношескую систему. Фергюсон очевидно брал пример с сэра Мэтта Басби, который построил клуб вокруг юного таланта.

Что случилось бы, не будь у босса столько отваги и видения? Он взял на себя большой неуспешный клуб, и давление на него было неимоверным. И, несмотря на жажду скорых успехов, он решил не торопиться и начать с молодёжки. Более того: затем он взял и пригласил в команду талантливых детей.

Назначение Киддо главой академии было гениальным решением. Он был среди героев «Юнайтед», которые завоевали Кубок европейских чемпионов в 1968-м году. Больше всего я ценю его умение успокоить любого. С ним спокойно; с самого начала он твой друг и приятель, который всегда поможет. Мне нравилось, как позитивно он всегда себя вёл.

Киддо казался «хорошим копом» по сравнению с Эриком Харрисоном, который запугивал всех нас. Что действительно выделяло МЮ, это то, как много тренеров первой команды работало с детьми. Благодаря этому уровень тренировок, которые мы получили по понедельникам и четвергам, был заоблачным.

Арчи Нокс, помощник главного тренера, часто нас посещал - захаживал и сам босс. Он работал затемно, но это не мешало ему всегда находить время глянуть на то, как мы тренируемся. Уже тогда его внимание к мелочам заставляло нас тренироваться ещё усердней.

Когда к нам заходил Арчи, его присутствие моментально ощущалось всеми. Он занимался с нами тренировками пасов и говорил с диким шотландским акцентом, который почти никто не понимал. Впрочем, стоило нам облажаться, и его слова становились очень громкими и разборчивыми.

Напряжение было колоссальным. Пас, пас, пас. Ошибка – и всё заново. Было сложно как физически, так и ментально. Никаких поблажек. Ты или делаешь всё правильно, или повторяешь упражнение. Направляй пасы. Первое касание. Контролируй мяч. Пас. Двигайся. Мы учились смелости и тому, как отбирать мяч под давлением. Всё делалось на скорости.

Эта школа была не из лёгких, и ещё более всё осложнялось постоянным притоком новых кандидатов в команду. Одним летом к нам прибыл 14-летний Дэвид Бекхэм. Во время тренировки к нам подошёл босс и представил тощего пацанёнка с волосами в геле. На нём был новейший спортивный костюм «Юнайтед» и отличные кроссовки. Оказывается, он выиграл школьное соревнование имени Бобби Чарльтона. Нас это не волновало: мы думали «что за позёр». Ещё и кокни (уроженец Лондона – прим. переводчика).

Он казался таким тощим, что, казалось, одно дуновение – и его нет. С первого взгляда он не выглядел кем-то особенным. Впрочем, стоило ему начать играть, и стало ясно, что никто из нас не умел так обращаться с мячом. Его техника была идеальна во всём: наклон тела, грация, вращение мяча. Он был стильным. Он играл на моей позиции в полузащите – ещё один соперник.

Среди других новичков был Робби Сэвидж – валлийский парень, который всегда ужасно одевался – и Кит Гиллеспи из Северной Ирландии. Внезапно я вылетел из основной команды, как пробка из бутылки. Я постоянно играл за команды до 15-ти и 16-ти, но к большим матчам меня не подпускали.

Самой главной игрой был матч против «Лилльшолла», академии Футбольной ассоциации. За них играли лучшие ребята со всей страны. На игру пришли смотреть все лучшие тренеры и скауты – включая босса. Я был на лавке запасных в тот момент, когда Райан Уилсон (который позже стал известен, как Райан Гиггз) забил феноменальный гол. Я аплодировал ему – надеюсь – но в то же время мне было крайне завидно. Ну и гол. Я не мог и мечтать о таком мастерстве.

У меня не было природного таланта, как у других. Я тешил себя мыслями о том, что я умел учиться и обладал организаторскими качествами. Я всегда любил руководить другими – может, потому что я был старшим братом. И я трудился, трудился допоздна, делая всё, что от меня требовали. Но всё это – минимум того, что нужно было сделать, чтобы покинуть школу в 16 лет, и, вместе с Бэксом, Скоулзи, Батти и другими понять, что меня ждёт в жизни взрослого игрока «Юнайтед».

Воспитанник



Я стал воспитанником в «Юнайтед», и мне пришлось пройти через настоящий ад и переспать с Клэйтоном Блэкмором. Не настоящим Клэйтоном Блэкмором, конечно – он сидел в раздевалке и давился со смеху вместе с другими игроками основы.

Нет, просто какой-то игрок с больным чувством юмора решил прицепить к столу изображение Блэкмора в натуральную величину, и «счастливчикам» из юношеской команды приходилось танцевать вокруг стола под музыку Барри Уайта и изображать некое подобие любовной аферы с валлийским защитником.

Я не могу описать, как это было унизительно, особенно на глазах героев вроде Марка Хьюза и Брайана Робсона.

Поверьте, нынешняя молодёжь «Юнайтед» не знает, как ей повезло. Максимум, через что им придётся пройти – это встать на стул и спеть песенку. Им могут задать унизительные вопросы в наказание за плохую работу или их могут заставить надувать мячи или поставить напитки в холодильник. В наше время мы проходили через геенну огненную.

Не хочешь развлекаться с Клэйтоном – получи по голове от воспитанника постарше мячом, обёрнутым в полотенце. Как больно это было. Опоздай на тренировку – и тебе так скрутят руку, что придётся ещё днями за неё держаться.

Гиггзи был главным мучителем. Он был на год меня старше, но в 17 лет он уже числился в основной команде. Он был главарём среди более опытных воспитанников. Его любимой пыткой была игра под названием «заговори швабру». Он притворялся девушкой в ночном клубе, и прятал своё лицо за швабру. Твоей же задачей было «заговорить» её и увести к себе домой.

«Как тебя зовут?»
«А кто спрашивает?», - отвечал Гиггз идиотским девчачьи голоском.
«Скажи свой телефон»
«Что, даже напитком не угостишь?»

Облажайся – и тебя ждёт наказание. Представьте, что вы – тинэйджер, которому футбольные легенды постоянно вторят о том, как он плох. Всегда самоуверенный Робби Сэвидж был мастером игры. Он буквально не мог дождаться своего череда опозориться перед всеми. Эту привычку он сохранил на всю будущую жизнь. Над его потугами всегда обхохатывалась вся команда. Жаль, что никто не заснял эти выходки.

Сэв любил играть на публику, но остальные шли на такое только под дулом пистолета. Нам давали 2 минуты, но я старался покривляться секунд 30, а затем усаживался в надежде, что им хватило. Скоулзи делал то же самое, но ему никогда за это не попадало. Ещё хуже было неместным. Бэксу было сложнее. Он ненавидел играть на публику, но делать ничего не оставалось.

Это ещё не самое страшное. Нас также любили раздевать догола и раскрашивать наши телв жиром при помощи жёсткой металлической щётки. Таким образом на нас «раскрашивали» всю форму – вплоть до номера на спине. Я до сих пор помню боль от щётки. Затем нас кидали в ледяную ванну, где мы лежали две минуты. Иногда в качестве эффектного финала нас кидали в сушильный барабан для небольшой встряски.

Таков был обряд инициации в «Юнайтед». Может эти испытания и длились всего несколько месяцев, но это были сложнейшие месяцы в моей жизни. Тогда я был тихим 16-летнием пареньком, который не любил высовываться. Я пришёл в «Юнайтед» в роли фаната, и меньше всего на свете я хотел, чтобы меня унизили перед моими идолами.

Я боялся заходить в раздевалку во время между утренними и вечерними тренировками. Мне было страшно, что меня опять выберут и заставят кататься на скейтборде – ещё одно изобретение юных мастеров пытки. «Скейтборд» представлял из себя свёрнутое полотенце, на которое вставала жертва. На голову жертве клали тренировочный конус, а на руки надевали защитный щиток. И, пока ты пытался «кататься», другие пытались тебя сбить. Упадёшь – и новая порция унизительных смешков.

Наши нервы испытывали следующим образом: мы должны были встать на лавку и вытянуть правую руку, в которую помещали пинту воды. У кого-то так дрожали руки, что в итоге у них разливалась почти вся вода.

Тренеры, наверное, считали это частью образовательного процесса, потому что они не могли не видеть, как у них за окном в ледяной зимний день игроки бегали в одних только бутсах.

Как-то раз кто-то перешёл черту, и испытания прекратились. Мы также устраивали притворные суды, в которых в роли судьи и суда присяжных были игроки из основной команды. Судили тех, кто в чём-то провинился. Если вас признавали виновным (что случалось всегда), то вы получали мячом по лицу.

Как-то Батти и Стивен Райли ушли из команды пораньше для того, чтобы успеть домой, и понесли наказание. Райзер был явно не в настроении, и он решил дать отпор. В итоге началась серьёзная потасовка, и Киддо, который обо всём прослышал, быстро всё запретил.

Уверен, что в других клубах тоже были своим ритуалы. Всё это – часть процесса по обращению мальчиков в мужчин. Я до сих пор с горечью вспоминаю те моменты, но я не могу отрицать, что в чём-то эти обряды помогли мне сдружиться со своими товарищами. Когда кому-то доставалось, мы чувствовали единение, братство, которое помогло нам пройти многие испытания в будущем.

Те, кто играл в молодёжных командах 1992-94, разделяют чувство того, что они были частью чего-то особенного. Большинство скажет, что главным достижением Алекса Фергюсона был требл, но я не соглашусь: успех нашего поколения – тоже его заслуга, и добиться этого было, пожалуй, даже тяжелее.

Никто из нас не возьмётся сравнивать себя с детками Басби, но «Птенцы Ферги» всё равно войдут в историю, как одна из величайших юных команд в истории. Только подумайте, что Я, Гиггз, Бекхэм, Скоулз и Батт все играли там. Мой брат присоединился к нам годом позже. В этой группе – самый заслуженный футболист в истории Англии, самый знаменитый футболист планеты, самый технически одарённый англичанин за пару десятилетий, самые долгоиграющие братья в истории сборной Англии, и Батти, который завоевал шесть титулов чемпиона, три кубка Англии, Лигу чемпионов и отыграл 39 раз за сборную.

И это далеко не все. Робби Сэвидж провёл 39 встреч в футболке сборной Уэльса и сыграл несчётное количества матчей Премьер-Лиги. Кит Гиллеспи провёл 86 встреч в составе Северной Ирландии, Бен Торнли стал бы игроком международного уровня, если бы не травма. Более того: Крис Каспер, Кевин Пилкингтон и Саймон Дэйвис тоже были отличными игроками, а Саймон и Касп стали самыми молодыми тренерами в лиге.

Что же нас выделяло? Ну, талант даже объяснять не надо. Гиггз, Бекхэм, Скоулз и Батт все результаты системы скаутов, которую настроил сэр Алекс. Помимо одарённости мы обладали невероятной волей. «Практика строит футболиста», - поговаривал тренер, но мы не нуждались в напоминаниях. Поверьте, не было группы 16-летних ребят, которые бы работали усерднее класса 1992-го.

Не хочу звучать, как старик, который считает, что нынешняя молодёжь недостаточно усердно трудится, но у нас действительно была невероятная рабочая этика. Тогда нам это казалось нормой, но сейчас я вижу, как отличны мы были от всех.

Мы любили играть и работать над игрой. Не случайно то, что все мы доиграли среднего возраста. Мы жаждали выжать всё до последней капли из наших карьер.

Мной двигал страх неудачи. Когда попал в «Юнайтед», отец сказал мне: «Гари, старайся, чтобы в будущем не думать, что ты мог сделать больше». Может, все отцы так говорят, но я запомнил те слова.

Если мне казалось, что над левой надо поработать, я пинал мяч об стенку на протяжении часа. Как-то после поднятия тяжестей я остался на поле «Клиффа» и стал пасовать мяч о кирпичную стенку. Левая, правая, левая, правая – сотни раз. Из-за этого меня прозвали «Работяга».

Дело в том, что поле было прекрасно видно из окон, где обедали игроки, так что в тот момент кто-то из старших забарабанил в стекло и стал кричать «Работяга! Работяга!» Они думали, что я старался стать тренерским любимчиком. Об этом услышал Эрик Харрисон, который позвал меня в свой офис и спросил, не беспокоят ли меня старшие игроки.

«Нет, я в порядке», - я ответил.

Спустя шесть месяцев я продолжал пинать мяч об стену, но к тому времени ко мне уже присоединились другие.

В рамках разогрева мы бегали вместе со всеми на полях «Литтлтон Роуд» неподалёку от «Клиффа». Как-то нам показалось, что мы недорабатываем, и я, Бэкс, Сав и Касп подумали «чёрт с ним» и рванули вперёд всей процессии. Вскоре все наши товарищи бегали с нами. Затем – весь выпуск. Старшие игроки опять посчитали нас за «работяг» в то время как мы буквально и фигурально оставляли их позади.

Говорят, что культуру оставаться после тренировок и работать внеурочно внедрил Эрик Кантона, и это правда – по отношению к ребятам из основы. Мы так поступали ещё в шестнадцатилетнем возрасте. Мы жаждали стать лучше. Играть за «Юнайтед».

Я был готов отказаться от всего, кроме футбола и семьи. Мне было не до безумной жизни подростка. Если в субботу была игра, я был в кровати в 9:15 каждый четверг и пятницу. Я был роботом.

Я попрощался со всеми приятелями из школы, и никогда их больше не видел. Я чётко решил подружиться с товарищами по команде, которые разделяли мою целеустремлённость. В моём мире спортсмены и не-спортсмены не пересекались. Бары, выпивка и ночные гуляния? Звучит здорово, но я в «Юнайтед», и мне не до веселья.

Между 16 и 20 годами я полностью отказался от девушек, хотя, если честно, не уверен, что я бы добился особых успехов на этом фронте. Они всё равно хотели бы ходить в кино или бар во пятницам. Они бы ждали телефонных звонков и докучали меня по пустякам. В пятницу моя задача была – отдохнуть перед игрой.

Я ударялся в крайности. Я знал, что другие были не такие. Скоулзи и Батти были не прочь выпить пару пинт, иногда даже по пятницам. У Бэкса, Каспа и Бена всегда были девушки. Но я знал, что мой талант был несравним с ихним. Я точно знал, что не мог позволить себе пинту пива.

Я был готов дать отпор любым интересам, которые бы помешали мне достичь цели, даже моему любимому крикету. Немного жаль, что так получилось, потому что я был весьма неплох. Я знал талантливого австралийца по имени Мэттью Хэйден, который играл с нами в «Гринмаунте». Как-то мы с ним сыграли в партнёрстве так, что о нас написала местная газета. Увы, об этом прослышал Эрик, который на следующей поставил на всём крест:

«Это что за ерунда с крикетом?! Забудь про это».

Так закончилась моя карьера бэтсмена.

Эрику нравилось, что я был так предан делу. Может, он считал, что мы похожи. Он часто приглашал нас в свой офис, чтобы узнать, как мы справлялись. Один раз он позвал меня и сказал: «Ты меня удивил. У тебя есть шанс».

О большем я не мог и мечтать.

Птенцы Ферги



Нас собрали со всех городов Великобритании, и порой казалось, что конфликта не избежать. «Чужие» Бэкс, Сав, Кит и Джон О’Кейн и местные из Салфорда, Бери и Олдема заметно отличались. Почему-то всегда казалось, что в прошлом к ним было другое отношение. Все мы слышали, как Бэкса приглашали в раздевалку старшие игроки, когда наши были в Лондоне, или о том, как Бэкс получил новейшую форму «Юнайтед» по почте.

Бэкс был с юга, и нам казалось, что он совсем на нас не похож. Вскоре игра нас связала воедино, и мы подружились после того, как поняли, что и кокни может любить «Юнайтед». Все мы были фанатиками «Юнайтед», любили футбол и были готовы на всё, чтобы играть на «Олд Траффорд». Я видел, что Бэкс разделяет мою преданность делу, что он был дико талантлив. Наши семьи сдружились, и стали вместе смотреть игры молодёжки. Родители Бэкса Тэд и Сандра, как и мои, были готовы на всё, чтобы его поддержать. Так зародилась сильная дружба.

В команде была прекрасная атмосфера. Конечно, многие делились по группкам, но не было никаких конфликтов. Я дружил с местными Каспом и Беном. Многим кажется, что я не мог побрататься с Робби Сэвиджем, который, скажем так, весьма сильно отличатся от меня своим вкусом в одежде. Он носил ужасные фиолетовые рубашки Ralph Lauren и яркие спортивные костюмы. Я отводил его к «Тони и Гаю» в Манчестере только потому что у меня единственного была машина. Как-то ему слишком коротко подстригли волосы, и, увидев своё отражение, он расплакался. Он будет отрицать, но это правда.

Мы отлично проводили время. Часто мы залезали в машину и отправлялись играть в снукер.

Также мы любили зависать у букмекера по дороге от «Клиффа». Кит Гиллеспи уже тогда был заядлым игроком. Я, Касп и Сав просто сидели и отшучивались. Иногда мы ставили пару фунтов, но у Кита всегда были «данные», и он ставил на каждую скачку. Мы ходили туда общаться, но он наслаждался процессом ставок.

Как-то во время наших очередных посиделок в контору зашёл мужчина и сказал, что на снаружи кто-то разбивает чей-то чёрный «Гольф». Оказалось, это был мой «Гольф». Я посмотрел, и да, какие-то бритоголовые оприходовали мою машину и пытаются украсть радио.

Я вышел и крикнул «Эй, что вы вытворяете?», после чего два из них повернулись и пошли в мою сторону. Я, конечно, остр на язык, но я не Рики Хаттон (английский боксёр – прим. переводчика). Мы с Китом вернулись в контору и переждали, пока они не уехали.

Многим казалось, что молодёжь «Юнайтед» чем-то лучше остальных, но Эрик сделал всё возможное, чтобы мы ни на секунду не поверили в то, что в чём-то нам придётся легче остальных. Он поручал нам всё, что только можно – мы подметали в туалетах и драили коридоры, даже чистили туфли персонала, в том числе босса.

Как-то нас послали на «Олд Траффорд» помогать смотрителю поля или помочь секретарям, и мы оказались у офиса сэра Мэтта Басби. Внезапно нас окликнул голос с шотландским акцентом – за столом сидел сам сэр Мэтт. «Привет, ребята. Как дела?», - спросил он нас.

Пребывая в состоянии шока, мы с трудом промямлили что-то вроде «Всё хорошо, спасибо».

Мы знали, что находились рядом с легендой, богом «Юнайтед». Впоследствии я рассказал обо всём отцу – я знал, что он бы убил за возможность увидеть Басби. Будь мы чуть постарше, мы бы спросили его о чём-то, но в тот момент мы просто потеряли дар речи.

Такие вот задания тоже не проходили без следа, но именно тренировки на поле влияли на нашу оценку. Эрик проводил испытания каждый день. По-настоящему классный тренер. Когда мы только пришли в клуб, он сказал: «Вы все талантливы, поэтому вы здесь, в “Манчестер Юнайтед”. Однако, у вас есть ровно один шанс, и всё зависит от того, прислушаетесь ли вы ко мне. Не слушайте меня – и вы в миг вылетите отсюда».

Я не просто слушал, я цеплялся за каждое слово. Если бы Эрик попросил меня каждый день по два часа стоять на ведре, чтобы попасть в «Юнайтед», я бы послушался без колебаний.

Он мог быть суров. Ах, как нам попадало на тренировках, особенно в первый год. Он кричал на меня и Каспа за упущенный мяч в воздухе, на Бэкса за «голливудские пасы», на Батти и Скоулзи за потерю контроля в центре поля. Когда он кого-то хвалил, это много значило. Впрочем, даже это было тестом: начнём ли мы зазнаваться или примем комплимент, как должное?

Эрик превращал нас из мальчиков в мужчин. Мы стали лучшими футболистами – во многом, потому что с Эриком каждая тренировка походила на финал Кубка Англии. Спустя несколько лет мы попали в сборную Англии, где все поражались тому, как жёстко мы кидались в подкаты на тренировках. «Это всего лишь тренировка», - восклицали они, но Эрик приучил нас к другому отношению.

С ним мы играли команда на команду, большие против маленьких, без поблажек, с агрессией. Ему помогал Нобби Стайлз – европейский чемпион, победитель Чемпионата мира и просто отличный помощник. Эрик и Нобби научили меня обращаться с мячом, но, что ещё важнее, они научили меня тому, что форма «Юнайтед» обязывает нас побеждать.

Благодаря им я понял, какая это привилегия выступать в футболке МЮ на любом уровне. История нас окружала. Когда мы отправились на «Молочный кубок» в Северной Ирландии, с нами в отеле жил Гарри Грегг, великий голкипер «Юнайтед» и герой мюнхенской авиакатастрофы. Нам было 16, и мы с упоением слушали истории о Джордже Бесте, Денисе Лоу и Бобби Чарльтоне.

С такой школой вскоре мы обыгрывали любого и играли в невероятный футбол. Мы всегда переигрывали молодёжки «Ливерпуля» и «Эвертона» несмотря на то, что у них тоже хватало талантов вроде Робби Фаулера. Уже тогда он великолепно играл у границ штрафной.

Были и неудачные моменты. В рамках резервной игры против «Олдема» Иэн Маршалл и Грэм Шарп нас просто уничтожили. «Думаете вы футболисты?», - наставлял нас Эрик после игры. «Вам до этого титула – как до луны».

После первого тайма игры против «Честера» мы вели с отрывом в пять мячей, но босс всё равно не был доволен.

Постепенно о нас стали говорить. В Молодёжном кубке мы были неподражаемы. С 1964-го года «Юнайтед» не побеждал в кубке, и для нашего босса победа в нём значила очень много.

Мы играли на «Клиффе», а на нас с трибун смотрели тысячи. Среди зрителей были и игроки основы, и мы чувствовали себя важнее. Постепенно мы привыкали к мысли, что мы можем победить любого.

Моя самооценка тоже росла. Я не думал, что стану центральным защитником, но постепенно именно там я и оказался. Никто и не думал, что у меня был шанс закрепиться в полузащите. Поставив меня в защиту, Эрик предупредил, мне нужно начать ложиться в подкаты. Верьте или нет, но в то время я не особо любил отбирать мяч. Я считал себя распасовщиком.

Первый большой тест для Невилла-защитника пришёлся на игру Молодёжного кубка против «Сандерленда». Я ужасно нервничал, но мы выиграли, и впервые я чувствовал, что, может, я был частью этой талантливой команды.

Все знали, что среди нас был вундеркинд – Райан Гиггз. Он был так хорош, что даже молодёжные матчи не мешали ему играть за основу. 17-летний Гиггз уже был серьёзным звеном команды. Его баланс и контроль над телом во время быстрых забежек были несравнимы. Он мог усадить на зад любого защитника, и нередко этим защитником был я. Каждый день он терзал меня на тренировках, и каждый день он обходил меня, а я посылал его на газон. Не знаю, сколько раз он называл меня «неуклюжим гадом» после того, как толкал его на газон в попытках остановить.

Тогда будущая легенда «Юнайтед» предпочитал играть центрфорварда. Эта позиция была самой проблемной – у нас не было супер-нападающего. Сав и Колин Макрэй не были голеадорами. В больших клубах сложнее всего именно страйкерам. Нападение и вратарь – основные позиции, куда игроки покупались, а не приходили из академии. Так или иначе, Гиггз был неплохой подменой.

Попадание в финал Молодёжного кубка 1992 было монументальным событием для нас. Постепенно все начинали замечать, как хороши мы были. В первом матче мы переиграли «Кристал Пэлас» со счётом 3-1, а во втором – 3-2. При всём этом с нами не играл Скоулз, который работал над силой и физикой. Так или иначе, тогда команда, состоящая из Суитцера, Невилла, Каспера, О’Кейна, Торнли, Бекхэма, Батта, Дэйвиса, Гиггза, МакКи (Сэвидж и Гиллеспи на лавке) завоевала заветный трофей, который над своей головой поднял Гиггз.

Нельзя недооценивать важность этого момента. Наш первый кубок. Наш первый вкус победы.

Даже после всех титулов Премьер-Лиги и Лиги Чемпионов я не могу перестать считать тот Кубок одним из важнейших моих достижений. Не потому что мы выиграли, а потому что я был частью той потрясающей команды. Мы все были невероятно дружны.

Понятно, что внимание всегда заостряют на Гиггзи, Бэксе, Батти, Скоулзи и Филе, но нельзя забывать о других, которые были не менее важны для того состава.

Например, Сав. Он - гордость молодёжной системы «Юнайтед» даже несмотря на то, что клуб его отпустил. По правде, у него не было природного таланта, и ему не было суждено стать центрфорвардом «Юнайтед», но он добился невероятного успеха. Перейдя из «Юнайтед» в «Крю», он мог попросту исчезнуть с футбольного атласа, но он боролся, и провёл много сезонов в Премьер-Лиге. Именно манкунианское воспитание позволило ему достичь сколького с ограниченным талантом – это Эрик и Киддо научили нас извлекать всё из того, что нам было дано природой.

Стоит мне завидеть его по телеку, как я начинаю смеяться. Я понимаю, почему многим он кажется непростым человеком, но его нельзя недооценивать. Я очень уважаю его достижения.

У Кита тоже сложилась хорошая карьера – он поиграл в Лиге Чемпионов в составе «Ньюкасл Юнайтед». Касп был классным защитником до той ужасной травмы. Затем он стал одним из самых молодых тренеров в Бери. Сейчас он работает в юниорской системе Премьер-Лиги и пытается передать другим те уроки, которые помогли ему. Бен тоже мог стать мировым вингером, если бы не травма. Кевин Пилкингтон может похвастаться сотней матчей в лиге.

Разве что Джон О’Кейн мог сделать больше. Джон был отличным парнем и защитником поталантливее меня. Высокий, шустрый и двуногий, ему помешала неспособность понять нашу рабочую этику: если тренер сказал пробежать 8 километров, мы бежали 9.

В матче против волгоградского «Ротора» в Кубке УЕФА в 1995-м Фила поставили на левый фланг, а Джона на правый. Джон, однако, попросил тренера поставить его налево. Он был юным правоногим защитником, который просил тренера «Манчестер Юнайтед» поставить его на другой фланг за 15 минут до начала европейского матча. Босс его послушал, но через 27 Джона сняли с матча, и больше за «Юнайтед» в основе он не выходил.

Не хочу говорить гадости о Джоне, но он не смог воспользоваться всем своим потенциалом в «Эвертоне» и «Бери». В итоге он оказался в «Хайд Юнайтед».

Ещё никогда не было, чтобы вся молодёжка перешла в основной состав, но с нами так и случилось. Только Джордж Суитцер и Сав не сыграли за «Юнайтед». 11 из 13 пробились в стартовый состав, и не важно, на какое время. Сенсационный результат.

Любой клуб убил бы за такую группу футболистов, которые любили игру, были ответственны и талантливы. Мы были уникальны. Мы были сильнее, подготовленнее и талантливее любой команды. И мы не думали о деньгах, мы просто хотели играть за «Манчестер Юнайтед».

Нашу уникальность подтверждает тот факт, что больше в «Юнайтед» не было такой команды, независимо от того, сколько денег было потрачено на академию. В Премьер-Лиге полно выходцев «Юнайтед» - Райан Шоукросс, Фил Барсли, Киран Ричардсон и Крис Иглз все подтверждают то, что клуб может и дальше поставлять молодые таланты. Никакой другой клуб в стране так усердно не трудится над тем, чтобы дать молодым шанс в большом футболе. Но сейчас попасть в основу «Юнайтед» может только по-настоящему сильный игрок.

Мы – редкое поколение, и я не буду предполагать, когда наша история повторится. Может титул «Птенцов Ферги» и не кажется самым гордым, но я до сих пор вздрагиваю при мысли о том, что я был частью той исторической команды.