В жизни есть место неизбежностям. Такая определенность подталкивает даже воспаленное сознание к восприятию значительных вещей, которые массы будут соотносить со случайностью или с тем, что ей противопоставляется. Каждому свойственно выбирать то, что ближе лежит.
Есть ли резонность в расценивании точного укуса "Арсенала" своевременным концом затянувшихся циклов царапания и безысходного шебуршания? Ответить на это можно просто, но сама суть будет иметь достаточно прозрачный образ.
Тем не менее, двадцать шесть туров – реалия, которая режет глаза. Подводя пенсне то к левому, то к правому, с видом истинных дипломатов те самые массы, прежде всего, будут исходить из расчета, если высокая ступень преодолена, те, что наравне с ней, будут казаться ниже, а те, что ниже по данности и подавно.
В паутине именно такого самообмана тянулись ненастные дни запыхавшихся "артиллеристов". Они тянутся, и по сей день, что нисколько не должно удивлять. Напротив, это подводит к черте.
Ей, на мою субъективную и смелую оценку, стал рубеж только недавно порадовавшего нас матча с бандформированием Рафы Бенитеза. Спорить с тем, что сея скороспелость, не имеет рамок, не берусь. Посему, продолжу гнуть линию беспринципного борзописца.
Итак, а был ли памятник… в смысле рука? Именно этот момент позволил месье без последствий подвести раскаленную ложку ко лбу сеньора, ознаменовав победу собственной команды появлением новых реплик, чей акцент более чем знаком. Наиболее занятной из них было утверждение, вернее даже претензия, касающаяся решения Говарда Уэбба в самой кульминации, когда удар со штрафного Стивена Джеррарда пришелся в руку Сеска Фабрегаса.
Позиция Рафы в данном случае ясна. И не нужно быть ни гением, ни философом, чтобы понять, на чем и зачем она держится. Но та скамья хрупка и выглядит наиболее жалкой, чем когда-либо.
Явление максимализма рождено неспроста, а в этом расположении оно представлено не слишком мужественным жестом, поскольку любая устная апелляция неуместна по исключительно простой причине.
Все в который раз доходит до банальности. Момент не был спонтанным - все чинно, благородно, по свистку. Отсюда исходит вывод, что благодаря непосредственному вниманию рефери, эпизод не может именоваться "недосмотренным". Решение Уэбба завершить встречу без сюрпрайзов достаточно объективно и трезво, если воспринимать его со стороны телодвижений Сеска и общего фона поединка. Было ли это защитой ненаглядного лица, или не было – результат того самого усмотрения его величия судьи, и негодования Бенитеза, точно, дротик в титановую поверхность.
Кстати, подобной высокомерности и проснувшимся от спячки качествам педанта у сеньора тоже есть вполне сносное объяснение. Цепочка событий вынудила его смотреть на действительность сквозь призму собственного мышления, процесс которого производится явно под воздействием гнетущих естество чувств. Причина ли тому подавленность, озлобленность, безысходность? Процесс заживления нельзя назвать успешным, старые раны "мерсисайдцев" затягиваются медленно и болезненно. Все накапливается скопом – в этом вся прелесть и ирония. Почему бы и нет?
Ничто не истинно, все дозволенно. С общего дозволения осмелюсь утверждать, что любой человек, в какой-либо степени сходный прагматичной личности Бенитеза, не являясь романтиком, всегда мечтал им стать, когда в тот же момент иной, кто схож личине неумолимого романтика - Венгера, пытается постичь нравственность и морализм прагматика.
Веду я к тому, что истоки сравнения исключениями не находятся и в глубине души оба коача предпринимают попытки либо изменить точку мировоззрения, либо дополнить ее чем-то существенно новым. Как ни прискорбно, но так получается, что качества обоих понятий не уживаются ни у того, ни у другого.
Впрочем, для множества уже не так важен результат подобных экспериментов. Важен процесс и ничто более возле.
“В числе глупцов есть некая секта, называемая лицемерами, которые беспрерывно учатся обманывать себя и других, но больше других, чем себя, а в действительности обманывают больше самих себя, чем других”.
Леонардо да Винчи