Я видел много матчей своей любимой команды. Даже много Матчей. Но вот всего один раз мне бы хотелось написать слово «матч» с такой буквой «м», чтобы ее не было видно даже под электронным микроскопом. Как и самого слова «матч».

Мой век боления пришелся на трофейную пору – у его начала стоял блестящий лигочемпионовский «ушастик», который позднее сменяли не только разнокалиберные «чебурашки», но и плоские тарелки Комьюнити Шилд, да и другие кубки и медали. МЮ брал титулы, одерживая запоминающиеся победы, терпя обиднейшие поражения, катая унылые ничьи. И вот однажды пришел день, когда мне больше всего хотелось просто спрятаться за стекло Олд Траффордского Трофи-рума и смотреть на весь оставшийся футбольный мир через слои благородных и дорогостоящих металлов. Этот день – 23 октября 2011 года.

В поисках подходящей метафоры, мозг, ни секунды не сомневаясь, выдает: черное воскресенье. Нет, вообще-то черный цвет здесь абсолютно ни при чем – это самое голубое воскресенье с тех самых времен, когда наши спустившиеся с пальмы предки начали придумывать названия для дней недели. Спрячьте появившееся у вас на языке нетолерантное ругательство, пусть в тот октябрьский вечер оно казалось очень даже к месту. А заслужили его, как это не парадоксально, бойцы в красных "доспехах". Но обо всем по порядку.

У меня стучали зубы. Стучали громко. Стук. Стук, стук-стук. Как какой-то внутричерепной дятел в поисках гусеницы. Снова и снова. Сжав челюсти, я увеличиваю громкость музыки из колонок. Пытаюсь подпевать, фальшивя как пьяный матрос.

Смотрю на часы. Уже 12:47. Ф5, Ф5, Ф5, же! 1,3,5,6,12,8,18,17,24,10,19. Как заклинание повторяю эти 11 цифр. Как-будто я способен что-то изменить. Пальцы леденеют. Хочется выругаться, но повода не нахожу. Иду в ванную и встаю под душ. Кое-как согревшись, возвращаюсь в уютное кресло. Руки трясутся, мышцы непроизвольно сокращаются. Где же сопка? Барабаню пальцами по столу, в слух кроя матом нерадивых бродкастеров. Есть. Осталось всего 8 минут. 7. 6:50. 6:35. Скорее. Ну же. 5:30. Кручусь на кресле. 3:30. Вот они! Ровно одиннадцать. Рукопожатия. Свисток.

Первые минуты я не способен произнести не слова. Я сконцентрирован и напряжен. По лбу катится капля пота. 9 минута - нырок Янга. Я недовольно морщусь, но в глубине души понимаю - в борьбе со злом все средства хороши. Через 5 минут испанец в одиночку уничтожает нашу оборону. Уже тогда неприятные мысли нервно стучат по барабанным перепонкам - этот черт хорош,...

..Чертовски хорош. 23 минута. 23 октября. Начало конца. Тогда я этого не мог знать. А потому просто смотрел на катящийся в угол мяч и самодовольную ухмылку самого взрослого ребенка на стадионе. Олд Траффорд не молчит. Олд Траффорд принимает удар. И я принимаю. Ничего не кончено. Просто стало сложнее, не более.

Угловой минут за 5 до конца. Наш, по-большому, счету единственный шанс вернуться в игру до перерыва. От Эванса (сегодня он не Джонни!) мяч отскакивает как от плохо сбитого деревянного стола. Или табуретки. Скорее табуретки, которую я щедро осыпаю разного рода эпитетами.

Команды прячутся под трибуны, а я в гробовом молчании, не реагируя на подколки брата, сворачиваю трансляцию. Ничего не потеряно. Я повторяю эти слова вслух. Появляется мысль - хватит и ничьей. Но надеяться на ничью, болея за Юнайтед - это кощунство. Это как купить Феррари, чтобы ездить на дачу по выходным. Вспоминая свое жизненное кредо, озвученное Полом Стэнли, я возвращаюсь к просмотру. САФ обязательно что-нибудь придумает. Да 100 процентов. Это же САФ. Ну как я могу в нем сомневаться?...

..Нет. Эванс хватает за руку "почемучку" и самоустраняется со сцены переполненного Театра. Вслед ему летят проклятия миллионов болельщиков, но будем справедливы к парню. Он заслуживает и пары слов от меня лично. Североирландец их получает. Получает и Клаттенбург, и главный герой эпизода, и манчини, и вообще весь несправедливый, несовершенный мир.

50. Пенальти? А вам не много будет, гоблины? И так ведь вдесятером играем. Едем дальше.

60. Гвоздь номер раз. Все всплескивают руками, а я хватаюсь за голову. Теперь и ничья равносильна глотку пива с похмелья. Вера в удачный исход еще жива, но я-то чувствую, что крышка гроба захлопнулась окончательно.

Бесполезные замены, отчаянный прыжок капитана и гол-близнец. 5 минут Чистилища. Гвоздь номер два вбивает, безжалостно сминая его шляпку, Серхио Агуэро.

Босниец на поле, а Чистилище все больше напоминает круги Ада. 81 минута. Флэтчер рвет сетку ударом правой ноги, а я встречаю гол молча. Я атеист, но я молюсь. Богам, Дьяволам, Китам, на которым держится мир. Ведь только что шотландский гвоздодер подарил мне Надежду. Нет, не девушку с красивым именем, а самое ужасное чувство в мире. Мастерицу ударов под дых отчаянию, бессердечную Ее. Она стоит за твоей спиной, когда ты смотришь на закрывающуюся за Любовью-всей-твоей-жизни дверь. Когда ты с упорством осла вглядываешься в списки на поступление в Институт-твоей-мечты. Она жива ровно 10 минут.

Мяч отскакивает от колена Джеко за линию ворот. Надя, Наденька, куда же ты? Ты мертва, сука. Гроб абсолютно герметичен. Не хватает лишь пары кроваво-красных гвоздик.

По свидетельству очевидцев, наблюдая, как испанец кладет на могилу Дьяволов первую из них, я закрыл лицо руками и закричал "Хватит!". Как целомудренная пятнадцатилетняя девчушка из книг позапрошлого столетия, впервые увидевшая голого мужчину. И я склонен им верить.

Увидев вторую из них, я тут же выключил трансляцию. Я не хотел верить в это. Не хотел видеть ни одного футбольного матча больше никогда. Я молчал, а грязными словами кидался лишь на форумах и в соцсетях. И самое главное - я абсолютно не представлял, что дальше. Как я досижу до конца вечера? Как я пойду завтра в институт? Как? -5. Средняя температура по больнице, так сказать. И как исцелиться?

Я не напился, нет. Не спрятался за работу или учебу. Просто молчал и ждал. Когда оно пройдет. Само пройдет. Без медикаментозного лечения.

Оно прошло. Это были три самых долгих дня в моей жизни. В них не было ни утра, ни вечера, ни ночи. Просто 72 часа, 4320 минут, 259200 секунд, если хотите. Тик. Тик. Тик. Я их потратил как-то бездарно, я не имею понятия как.

Сейчас, когда я печатаю этот текст, я еще раз жалею, что у меня тогда не оказалось под рукой пульта управления собственной жизнью. Своеобразной дистанционки, на которой бы была заветная кнопка с двумя треугольниками. Очень жаль.