Она всегда меня дожидалась. Приди я в два или три часа ночи, Кэти всегда меня ждала. «Ложись спать», просил я её по дороге домой, но она всегда отказывалась. «Я подожду тебя». На протяжении 47 лет это оставалось её дежурной фразой.
Я мог работать только будучи уверенным, что семья была в порядке. Кэти – выдающийся человек. Дэвид Гилл доказал, что он гений, когда смог убедить её принять участие в церемонии в честь открытия моей статуи. Я бы никогда не уговорил её прийти на такое мероприятие.
Вся правда заключается в том, что Кэти никогда не менялась. Она мать, бабушка и домохозяйка. Такова её жизнь. Она не жаждет новых знакомств. Нет, она не против новых друзей, но комфортнее ей среди родственников и близких. Она очень редко посещала футбольные матчи. После нашей свадьбы мы ходили на танцы с друзьями из Глазго. Эта компания была ей по душе. После переезда в Манчестер, впрочем, этот социальный аспект её характера поутих, и она отгородила себя от всяких формальных мероприятий, которые мне в итоге приходилось посещать одному.
Дом в воротами крайне полезен, когда тори (представители консервативной партии – прим. переводчика) приходили собирать голоса. Кэти всегда говорила «Простите, миссис Фергюсон нет, я всего лишь уборщица». Всегда и во всём она верна своему наследию.
В 32 года я завершил футбольную карьеру и стал заниматься пабами и тренировать «Сент-Миррен». Мой день начинался на «Лав Стрит», в 11 я шёл в паб, где был до 14:30. Затем я возвращался домой или сразу отправлялся на «Лав Стрит» на тренировки. Потом опять паб, а затем дом.
Таким образом, будучи ещё совсем юными, мои дети меня почти не видели. Кэти их вырастила. Уже совершеннолетними они стали ближе ко мне, но ничто не перечеркнёт всеобъемлющую любовь и уважение, которые они питают к своей маме.
С «Абердином» всё стало лучше: никаких пабов и больше времени на семью. Только на время игр я покидал дом. Даррен подавал мячи, а Марк ходил на игры вместе с приятелями. Кэти брала на себя Джейсона, который ещё не понимал всех прелестей футбола.
К 13 или 14 годам он начал играть и даже представлял «Скотланд Бойз Клаб» в игре против Уэльса. Неплохой футболист. Он был игроком того типа, которые начинают прогрессировать довольно поздно. Его интересовали книги, и он не поехал с нами в Манчестер, а остался учиться. Позже в Манчестере он пару раз сыграл за резервы.
Даррен был рождён для футбола и замечательно играл левой. Марк тоже был талантом: он провёл пару игр за резервы «Абердина». Он пошёл в колледж и политехнический институт Шеффилда, где получил степень по экономике землевладения. Добился успехов. Все мои сыновья стали успешны. Они всегда были мотивированы, и, как и Кэти, умны и полны решимости.
Мне часто говорили, что я похож на отца. Люди, которые меня действительно знали, замечали, что я всё же был больше как мать. Она была очень решительная женщина, как и мой отец, но он был человеком более тихим. Моя мать, как и все хорошие матери, была главной в доме. Она заправляла семьёй. Кэти тоже отвечает за все вопросы по дому, и это устраивает нас обоих.
Когда Даррену было 14, в нём заинтересовался Брайан Клаф, который работал с «Ноттингем Форест». Брайан был противоречивым человеком. Он никогда не отвечал на мои звонки, вместо него всегда отвечал его ассистент Рон Фентон. Как-то я отправился посмотреть на противостояние «Селтика» и «Фореста» в рамках Кубка УЕФА. Поле было отморожено и больше походило на камень. После матча Рон, которого я уже хорошо знал, отвёл меня к Брайану. Я давно хотел с ним встретиться.
«Что думаешь об игре?» – спросил он меня.
Я считал, что «Селтик» заслужил победы. Я сказал, что «Форест» выиграет у себя дома. «Молодой человек, я услышал достаточно», – сказал Брайан и вышел из комнаты. Арчи Нокса разрывало от смеха.
Даррен оставался в «Юнайтед», но его позиция в основе была под угрозой. Кэти так и не простила мне то, что я его продал. Даррен вышел с первых минут в первых 15 играх сезона, в котором мы впервые выиграли Лигу. В игре за сборную Шотландии в возрасте до 21 он получил серьёзную травму сухожилия и вылетел на три месяца. До февраля его позиция пустовала, и её быстро занял вернувшийся Брайан Робсон. Нил Уэбб, Мик Фелан и Пол Инс тоже претендовали на это место. Когда мы приобрели Роя Кина за 3.75 млн. фунтов, Даррен потерял всякий шанс на игру в основе.
Он зашёл ко мне в офис и посетовал на сложившуюся ситуацию. Он хотел переехать. Мы продали его «Волкам» – клубу с проблемами, но большими надеждами и внушительным количеством фанатов.
Я пристально следил за его успехами. Его можно было спокойно назвать их лучшим игроком, но после увольнения Грэма Тёрнера клуб постоянно менял тренеров, и Даррен играл всё меньше. Грэм Тэйлор, Марк Макги и Колин Ли все прошли через тренерский штаб «Волков».
Даррен перебрался в «Спарту Роттердам» и снова отлично себя показал, но во время каникул в клуб пришёл новый тренер, который не был заинтересован в его услугах. Потом был «Рексем». Закончив играть, он стал тренировать. Барри Фрай из Петерборо как-то позвонил и спросил, как были у него дела. Дела были хорошо: он вывел свой клуб в «Чемпионшип», где они сыграли превосходно, но начались проблемы у руководства, и Даррен отправился в «Престон», где у него не получилось ровным счётом ничего. Вернувшись в «Петерборо», Даррен смог повторить свой былой успех.
Даррен любил играть в проникающий футбол с игроками, умеющими играть в пас и двигаться. В такой футбол играть нелегко в низах Лиги, поскольку команды там играют отчаянно. Мне было тяжело видеть, как он сталкивался с теми же проблемами, которые набили шишек мне: низкие бюджеты, сложные владельцы и игроки. Я напоминал и напоминал ему о нашем девизе «после трудностей ещё слаще». Любому молодому тренеру я советовал быть готовым ко всему. Начинайте рано. Не ждите до 40, чтобы получить лицензию тренера.
Я категорически против ускоренного процесса получения лицензий. Это позор. В Голландии и Италии нужно минимум 4 или 5 лет, чтобы стать тренером. Такой срок нужен для того, чтобы подготовиться ко всем сложностям, присущим работе. На лицензию Даррен потратил 8 тыс. фунтов в бизнес-школе «Уорвик». Ускоряя процесс для известных людей, Футбольная Ассоциация плюёт на тех, кто трудился, чтобы получить лицензию правильным способом.
Я не корил себя за то, что мало проводил время с детьми. Несмотря на моё частое отсутствие, мы все очень близки. Мальчики постоянно с нами связываются, несмотря на горы работы. Именно мне не удавалось связаться с Марком: в его работе всё решают малейшие колебания, и секунда может решить всё.
Мои сыновья – заслуга Кэти, которая всегда заботилась о них и всегда была у двери, стоило мне только повернуть ключ.
Август 2004-го года. Мы только сыграли с «Эвертоном». Билл Кенрайт плакал. Сидел в моём офисе и по-настоящему плакал. С нами были Дэвид Мойес, Дэвид Гилл, Билл и я. Пока мы думали, что делать с убитым горем директором «Эвертона», он объявил, что ему нужно было сделать звонок. Через слёзы он процедил: «Мне нужно позвонить матери».
«Они крадут нашего мальчика, они крадут нашего мальчика», – он запричитал в телефон. Потом он передал мне трубку. «Не думай, что мальчик тебя ни во что не обойдётся. Парень стоит 40 млн. фунтов», – сообщил мне женский голос. Просто чудесно. «Это шутка такая?», – я смеялся. «Это игра?» Нет, всё было взаправду. Любое упоминание «Эвертона» задевало Билла. Он приятный парень, но непростительно эмоциональный.
Дэвид Мойес сверлил меня взглядом. Я было подумал, что это всё спектакль, всё-таки Билл пришёл из театра. В голову мне пришла мысль, что стоило бы проверить медицинские записи Уэйна. Вдруг я пропустил что-то важное? Может они пытались так задрать цену? Как же это было смешно. Может, он был одноногий? Может, меня заманили в огромную ловушку?
Переговоры по самому талантливому футболисту Англии затягивались. Билл знал, чего он стоил. Дэвид Мойес был готов сражаться за него – и на его месте я бы вёл себя так же. Дэвид был реалистом. Он понимал, что клуб получит адекватную компенсацию, а с деньгами в «Эвертоне» всегда были проблемы. Официальный ценник – 25 млн. фунтов с дополнительными выплатами. «Ириски» нуждались в деньгах. Когда слёзы высохли и разговоры прекратились, Уэйн подписал с нами контракт. До окончания трансферного окна оставалось 7 часов.
Пришедший к нам Уэйн не играл больше 40 дней и провёл всего пару тренировок. Мы решили, что игра Лиги Чемпионов с «Фенербахче» отлично подойдёт для его дебюта. С момента подписания прошло 28 дней. За терпение нам воздалось: Руни оформил хет-трик в победном матче, закончившемся со счётом 6-2.
После матча он слегка растерял в физике, и мы занялись его подготовкой. Естественно, на протяжении нескольких недель ему было не до хет-триков.
Спадшая форма меня не волновала: Уэйн обладал огромным талантом, и совсем скоро его ждала трансформация из мальчика в мужчину. Он был серьёзным и ответственным футболистом с огромным желанием играть. В тот период ему были необходимы постоянные тренировки, и он с радостью посвящал им всё своё время. Уэйн не был тем, кто выпрашивал выходные. Интенсивная тренировка была залогом к успеху, и он это знал. Стоило ему пропустить пару недель, и его физика стремительно падала. Это большой, крепкий парень с широкой стопой, и частые травмы плюсневой кости объяснялись именно этими особенностями.
Я был уверен, что интуиция нас не обманула. Уэйн был смел и умел играть двумя ногами; правой, правда, он всегда отдавал предпочтение. Мы подписывали футболистов в 24 года надеясь, что они достигнут пика в 26, и Руни, которого мы подписали намного раньше, должен был прогрессировать до этого возраста. Игроку такого телосложения сложно играть после 30 – не всем быть как Скоулз и Гиггз. После подписания нового контракта в 2010-м я начал замечать признаки его постепенного перехода в полузащиту.
Все отчёты скаутов о Руни времён академии сводились к одной фразе: это мужчина, играющий в школьный футбол.
Все очень хотели его заполучить, но попытки приобрести Руни в 14 лет обернулись провалом – он хотел играть за «Эвертон». В 16 мы попытались вновь, и вновь наткнулись на стену из безразличия. «Эвертон» был у него в крови.
Джеофф Уотсон и Джим Райан из нашей академии постоянно наблюдали на Уэйном. Их восторгу не было предела. В 16 лет Руни играл в финале молодёжного кубка Англии против «Астон Виллы».
Когда моим ассистентом стал Уолтер Смит, первым делом он сказал: «Подпиши этого Руни». Он твёрдо стоял на своём и был уверен, что не видел лучшего футболиста в своей жизни. Это только уверило меня в необходимости трансфера. Потом случился дебют против «Арсенала» и чудо-гол. Руни было 16.
Он стал самым юным футболистом «Эвертона», сыгравшем в матче за сборную Англии. Дебют случился в игре против Австралии, а после Свен-Горан Эрикссон взял его на важнейший отборочный матч Кубка Мира против Турции. В 17 лет и 317 дней Руни забил свой первый гол за сборную. К моменту подписания он уже был на международной карте.
Наша первая встреча опровергла мои подозрения о том, что Уэйн – человек самоуверенный и заносчивый. Он был скромным мальчиком. Впрочем, всеобщее благоговение перед его талантом сказалось на итоговой цене и внимании к трансферу. Вскоре он перестал смущаться. На тренировках от него не было покоя, получали все. Рефери, футболисты – никто не был в безопасности. Бедные судьи Тони Страдвик, Мик или Рене – все они говорили: «только у тебя есть какая-либо власть – ты и суди эти игры!».
«Да ни за что на свете!», - отвечал я.
Помню, как мягко дул в свой свисток Джим во время матча. В от день у Роя Кина было скверное настроение. Он отыгрывался на всех – на своей команде, на нашей, на рефери. Джим повернулся ко мне и промолвил: «Надеюсь, его команда победит».
«Что за чушь», – я старался не засмеяться.
«Чушь-то чушь, а в раздевалке мне будет несладко», – ответил Джим. Мы даже думали нанимать рефери.
Да, бывало, что Руни получал от меня нагоняй. Он выходил из себя в раздевалке, когда я его критиковал. У него так загорались глаза – того гляди накинется. На следующий день раскаивался. Когда стихал его гнев, он осознавал мою правоту. Я его этим задирал: он мне говорил «вы правы», на что я ему «да, я всегда прав».
«Босс, я выйду в следующем матче?», – он спрашивал.
«Не знаю», – я отвечал.
Он не был из тех, кто схватывает вещи на ходу, но на его стороне врождённый инстинкт к игре, некое интуитивное понимание того, как работает футбол. Руни – это огромные залежи необработанного таланта. Он смел и заряжен на каждую игру; эти качества нужны любому футболисту. Не стоит недооценивать способность гоняться по полю без устали весь день. На тренировках ему тяжело давались новые идеи и методы, ему было проще играть привычно, как он уже умеет. Он верил в себя и не хотел что-то менять.
В первые годы я редко использовал повелительный тон с. Бывало, что Руни пускался в безрассудные подкаты или срывался, но вне футбольного поля он редко причинял какие-либо неудобства. Можно сказать, что проблема была во мне: в прошлом я сам был центрфорвардом, и мои стандарты к игрокам этой позиции всегда были особенно высоки. Не стоит даже говорить, что в «Юнайтед» не было нападающего, даже близкого к моему былому уровню. Извините, не обижайтесь, но я – это недостижимый эталон футболиста. Многим тренерам свойственны подобные мысли, и часто футболистам приходится несладко. В то же время многие игроки считают себя поумнее тренеров, и только опробовав себя на этом поприще они понимают, как ошибались.
Я придирался, когда мне казалось, что нападающие делали что-то не так, как делал их я. Они были моей надеждой; я смотрел на них и думал: «вы – это я». Иногда можно увидеть себя в других людях.
Я видел себя в Рое Кине, в Брайане Робсоне. Что-то от меня было в Поле Скоулзе, Ники Батте и братьях Невиллах. Команды отражают характер их тренера. Никогда не сдаваться – вот вам моя религия и самая лучшая философия. Я не сдаюсь. Я не теряю надежды спастись из любой ситуации.
В «Манчестер Юнайтед» всегда что-то происходит. Всегда какая-то драма. Для меня это всё было рутиной. Когда News of the World обнародовал детали личной жизни Уэйна Руни, я не устроил экстренных совещаний в своём офисе.
На следующее утро я не стал ему звонить. Он ждал звонка, я это понимал, но я не хотел подставлять ему дружеского плеча. В той ситуации нужен был иной подход.
Впервые подобные обвинения всплыли когда ему было всего 17 лет. Тогда всё списали на возраст, но в этот раз всё было не так: всё-таки 7 лет прошло. Колин, его жена, вела себя очень грамотно. Она – женщина неглупая, и зачастую её роль сводилась к амортизатору, к стабилизующей силе.
Чемпионат Мира в Южной Африке дал мне немало причин для волнения. Я был в курсе, что что-то было у него на уме. Я просто видел. Руни был назван игроком года по версии футбольных журналистов, но в Южную Африку он поехал со странным настроением. «Просто здорово, когда собственные фанаты тебя освистывают», пожаловался он в прямом эфире после ничьи с Алжиром. За 4 матча он ни разу не отметился.
Я пытался привлечь его внимание. Лучшая тактика заключалась в игнорировании. Он жаждал утешения, но я молчал. Я хотел заставить его задуматься. Когда я не поставил Уэйна на гостевую игру с «Эвертоном» в сентябре, я делал это, чтобы отгородить его от неистовой толпы фанатов «ирисок». Облегчение было видно на его лице – он знал, что я думал о нём. Моя работа заключалась в том, чтобы повлиять на каждого футболиста и заставить каждого стать ещё лучше.
Легко судить других, но каждый из нас рано или поздно сделает что-то постыдное. Я не собирался судить Руни. 14-го августа 2010-го года Руни объявил, что отказывается продлевать свой контракт. Мы были шокированы: мы давно собирались начать переговоры сразу после Кубка.
Драма быстро нарастала, и Дэвид Гилл позвонил мне с новостями о том, что агент Руни Пол Стретфорд сообщил о желании своего клиента покинуть «Юнайтед». По его словам, Руни не считал клуб «достаточно амбициозным». В прошлом году мы выиграли Кубок Лиги, Премьер-лигу и сыграли в финале Лиги Чемпионов.
Дэвид предупредил, что Руни хотел встретиться. В октябре встреча наконец состоялась. Руни вёл себя робко, и в целом оставил о себе впечатление человека, которого запрограммировали что-то сказать. Основной причиной всех бед он называл отсутствие амбиций.
Я ответил: «За 20 лет был ли хоть один раз, когда мы не боролись за чемпионство? Сколько европейских финалов мы повидали за три-четыре года?»
Недостаточно амбициозны? Вот уж чушь собачья. Так я и сказал.
Уэйн сказал, что клуб был обязан подписать Мезута Озила, которого подписал «Реал Мадрид». Я ответил, что трансферная политика клуба его не касалась. Его работа – играть. Я выбирал команду. И со своими обязанностями я вроде бы неплохо справлялся.
На следующей день нас ждал матч Лиги Чемпионов. За два часа до игры с «Бурсаспором» 20 октября Уэйн выступил с заявлением: «Я встретился с Дэвидом Гиллом, но он не утешил мои опасения по поводу будущего команды. Я сказал, что не подпишу контракт. Я хотел услышать, что скажет сэр Алекс, и некоторые его слова меня удивили».
«Да, мы с моим агентом провели несколько встреч относительно нового контракта. Я попросил “Юнайтед” дать мне гарантии того, что клуб сможет и впредь привлекать мировые имена. Я всегда относился к “Юнайтед” с огромным уважением, да и как иначе: посмотрите на историю клуба и на успехи последних шести лет».
«Меня волнуют только трофеи. Я считаю свои опасения закономерными».
«Несмотря на трудности последних месяцев, я остаюсь в большом долгу у сэра Алекса Фергюсона. Он великий тренер и учитель, который помогал мне и поддерживал меня с того дня, когда я покинул “Эвертон” в возрасте 18 лет».
«Ради “Манчестер Юнайтед” я бы хотел, чтобы он тренировал клуб вечно, потому что таких гениев больше не существует».
Не знаю, к чему была эта последняя фраза: может, он хотел восстановить доверие между собой и фанатами и мной. Может, он передумал и хотел остаться?
На послематчевой конференции мне наконец выдался шанс высказаться по поводу слов Уэйна. Я хотел дать всем понять, что он явно пересёк границы дозволенного.
«Три чемпионских титула – это потрясающее достижение. Ещё немного, и мы выиграли бы 4 раза подряд, но рекорд не состоялся. Мы были раздосадованы и усиленно думали над усилением команды. Я никогда не сомневался в будущем “Юнайтед”. Клуб отлично функционирует: у нас отличный персонал, правильный тренер, правильный, великолепный исполнительный директор. С “Манчестер Юнайтед” ничего не случилось, мы в полнейшем порядке. И мы будем в порядке».
Телевизионщикам я сказал: «На встрече мальчик пересказал слова своего агента. Он хотел уйти. Я ему сказал: “Помни одно: всегда уважай клуб. Никаких глупостей, всегда уважай свой клуб”. То, что сейчас происходит, очень меня расстраивает. Мы делали всё для Уэйна Руни с самой минуты, когда он к нам перешёл. Мы были его домом. Мы давали советы. Но так же мы поступаем со всеми, не только с Уэйном Руни. Это “Манчестер Юнайтед”, клуб, чья история основана на лояльности и доверии между тренером и футболистами. Так было ещё во времена сэра Мэтта Басби. На этом основан наш клуб. Уэйн помог нам так же, как помог Райан Гиггз, Пол Скоулз и все другие».
На совещании с Глейзерами мы обсудили амбиции клуба, и в Уэйн стал самым высокооплачиваемым футболистом в стране. На следующий день он пришёл извиняться. «Извиняться будешь перед фанатами», – я ответил.
Ребята приняли новости неоднозначно. Кто-то принял их в штыки, кого-то Уэйн не напрягал. Не лучший момент в биографии Руни, который вышел из всей этой истории как алчный человек, который забыл все претензии как только ему повысили зарплату. Так всё казалось сторонним наблюдателям, но мне не кажется, что Руни думал только о выгоде. Скандал быстро позабылся, но фанаты ничего не забывают.
Всё было спокойно, пока шли голы. Стоило случиться засухе, и вспоминались все обиды. Футболисты часто недооценивают силу чувств, которыми фанаты связаны с клубом. Порой фанаты ведут себя так, будто клуб им принадлежит. Кто-то поддерживает нас больше 50 лет. МЮ – это на всю жизнь. Любой, кто проявит неуважение к «Юнайтед», обречёт себя на массовую ненависть.
Нас мало кто покинул. Целое поколение посвятило всю жизнь служению клубу. Гиггз, Скоулз – список длинный. Фанатам было просто дико видеть, как свой игрок критикует трансферную политику клуба и требует ухода.
Зимой 2011-го года я пошёл на серьёзные дисциплинарные меры относительно Уэйна, Джонни Эванса и Даррона Гибсона, которые хорошо загуляли. Тогда они отправились в отель отпраздновать победу над «Уиганом» со счётом 5-0. На следующий день на тренировке они были никакие. Я зашёл к ним в тренажёрный зал и сообщил, что они лишатся недельной зарплаты и не попадут на субботний матч с «Блекберном».
Уэйну нельзя расслабляться. У него много талантов, но все они быстро испарятся, если забывать про фитнесс. Только посмотрите, как ответственно к этому подходили Роналду и Гиггз. Уэйну нужно было собраться. Перед ЕВРО 2012 он получил недельный отпуск. Это не лучшее решение: Уэйн быстро теряет форму. Когда Руни пропускал несколько недель, ему требовалось четыре или пять матчей, чтобы вновь заиграть. Матч с Украиной закончился спустя месяц после его последней игры за нас.
Я не давал ему поблажек. За любой спад физики я наказывал его так же, как и остальных: усаживал на лавку.
Уэйн умел создавать волшебные моменты. В мой последний год в «Юнайтед» ему было сложнее ладить с людьми, он не чувствовал былой поддержки. Но он всегда мог сотворить чудо из ничего. Великолепный пас на Ван Перси в победной игре с «Астон Виллой» добыл нам чемпионство. Не будем забывать и невероятный удар через себя в ворота «Манчестер Сити». Такие проблески гения – его фирменная черта. К сожалению, чем больше проходило времени, тем труднее ему было играть на уровне все 90 минут.
В той игре с «Астон Виллой» я заменил Уэйна, потому что его опережали более быстрые игроки соперника. На следующей день после победы в Премьер-лиге он зашёл ко мне в офис и потребовал знать, почему я часто не ставил его на матчи и заменял раньше остальных. Его агент Пол Стретфорд задавал тот же вопрос Дэвиду Гиллу.
Все футболисты разные. Кто-то хочет всю карьеру провести за один клуб, а кому-то нужны новые испытания, как в случае с Ван Перси. Уэйн никогда не перестанет сражаться и стремиться к славе. Не мне было решать его будущее – эта обязанность перешла к Дэвиду Мойесу. Мне же оставалось только ждать от него новых чудес на «Олд Траффорд».
