История моих родителей похожа на кино. Когда они гуляли, прохожие плевали им под ноги, потому что мама была с чёрным. Их останавливала полиция, которая плохо обращалась с папой, ведь он был с белой женщиной. Маме тоже доставалось. От полиции. Потому что она с чёрным.

Отдаёт африканским апартеидом, вам не кажется? Это всего лишь Лондон 70-х. Это то, что терпели мои родители ради меня и моего брата. Теперь я сам – отец, и моя жена белая. Я не хочу, чтобы такое же дерьмо коснулось моих детей.

В Пэкаме, где я вырос, расизм был повсеместным явлением, но ты никогда не знал, когда случится очередной конфликт и во что он выльется. Я жил в межкультурной общине, где были ирландцы, англичане, африканцы, выходцы Карибских островов, турки, и много кто ещё. Все мы, как правило, хорошо уживались и играли вместе.

Жили там и белые ребята повзрослее, как правило фанаты «Миллуолла» и «Арсенала», и вот они постоянно отпускали в наш адрес оскорбительные фразочки. К примеру, мы могли гонять мяч, а они начинали подражать обезьянам. Мы были меньше и слабее, чем они, и ответить силой не могли. Но всех нас кое-что объединяло: футбол. Они были хороши, мы были хороши, и сражались мы на футбольном поле. Так, мы играли с ними, и против них, а футбол объединял нас. Футбол был превыше всего.

Мы могли ненавидеть этих ребят, но всё равно часами гоняли с ним мяч. И чем больше мы играли, тем лучше уживались друг с другом. Да, то и дело они отпускали неприятные замечания, особенно когда проигрывали. Что мы могли сделать? Мы могли послать их и перестать пересекаться. У меня всегда был план «икс» на случай конца света – я мог всё рассказать папе. Он бы разобрался. Но я молчал, потому что хотел играть с ними в футбол, потому что они были лучшими, и я хотел стать как они. Так что мы просто молча терпели их нападки.

С чужими ребятами всё было иначе – никакой дипломатии, сразу драка. Сейчас такое решение проблем кажется мне странным. Когда я был моложе, ответ кулаками казался единственным решением. Чем старше я становился, тем изощрённее становилась моя месть. Я думал, что сначала надо выиграть игру. Надо забить.

Помню своё первую тренировку в «Чарльтоне». Кто-то из парней назвал меня «чёрным говнюком» и завязалась драка. Тренер Джон Картрайт тогда вмешался и превосходно всё разрулил: он занял мою сторону, заставил другого мальчика извиниться и запретил ему играть пару недель. Я ведь даже не был игроком «Чарльтона», но реакция тренера оставила на мне след.

Мама была бесподобна. Как-то я постучался к нашим соседям, чтобы позвать соседскую девочку поиграть, и услышал, как её мать крикнула «не пускай сюда этого ниггера». Я пошёл к маме и спросил, что такое «ниггер» - я был совсем ещё мал. В ответ мама рванула к соседям, вломилась им в дом, вытащила на улицу женщину и заставила её передо мной извиниться.

Впоследствии я узнал всё о расизме в профессиональном футболе. Я видел на фото, как в моего кумира Джона Барнса кинули банан, знал о том, как тяжело бывало Полу Инсу, Брендану Бэтсону и Виву Андерсону. Я видел всё воочию, когда смотрел с приятелем «Миллуолл» против «Дерби». За «Дерби» выступали 4 или 5 чёрных ребят, и все они были хороши. Какие-то сволочи перед нами то и дело кричали о том, как «чёрным ублюдкам» стоило «убраться туда, откуда они пришли». Затем один из них обернулся и увидел меня. Рядом со мной стоял полицейский. Я посмотрел на него, но в ответ получил пустой взгляд в пустоту – будто ничего и не случилось. Тот парень говорит: «не ты, я этим на поле». Я просто вскочил и сказал приятелю, что ухожу – для меня это было слишком.

Что интересно, ничего такого не случалось в «Вест Хэме». Там, кажется, всем было плевать, какого цвета твоя кожа. В 1970-х за клуб выступали Клайд Бэст и Эйд Кокер. Через клуб прошёл Пол Инс и Джордж Паррис. У «молотобойцев» всегда кто-то был. Это – одна из причин, по которым мне был так комфортно в клубе. К концу 90-х ситуация с расизмом стала улучшаться по всей стране. На стадионах больше не раздавались выкрики. Порой заграницей (как бывало в Испании или Сербии) наши сборные нарывались на проблемы, но Футбольная ассоциация довольно быстро всё разруливала. СМИ тоже были на нашей стороне. Мне казалось, что мы и наша ассоциация отлично справлялись и заслуживали похвалы. Такие организации, как «Show Racism the Red Card» и «Kick it Out» тоже помогали. Я участвовал в их кампаниях. Помню, как мы с Тьерри Анри рассказывали о том, что с трибун пропали расисты и Англия стоило этим гордиться.

15 октября 2011-го «Юнайтед» играли против «Ливерпуля» на «Энфилде». На 66-й минуте Патрис Эвра держал Суареса у углового, и у них завязался разговор на испанском. Я был неподалёку, но ничего не слышал. Процитирую из доклада футбольной ассоциации:

Патрис Эвра: Твою мать, какого чёрта ты меня ударил?
Луис Суарес: Потому что ты чёрный.
Патрис Эвра: Повтори и ударю на этот раз я.
Луис Суарес: Я не разговариваю с чёрными.
Патрис Эвра: ОК, теперь ты получишь.
Луис Суарес: ОК, чёрномазый, чёрномазый, чёрномазый.

Француз разговаривал с уругвайцем на испанском, но впоследствии эта перепалка взорвала всю страну. Суареса признали виновным и запретили играть 8 игр. Оба клуба заняли свои позиции. В «Юнайтед» все были на стороне Пэта, ведь мы знали, что он серьёзный, искренний парень, который никогда не врал. Зачем ему врать теперь? В Ливерпуле все были на стороне Суареса и то и дело распинались о том, какой он распрекрасный парень. «Ливерпуль» слишком старался: мерчандайзинг в поддержку уругвайца был плохим тоном. Да, они поддерживали своего игрока, но в итоги они упустили самое важное. Они не смогли отличить плохое от хорошего.

Меня шокировало даже не то, что Суарес сказал Пэту, а то, как много людей встали на сторону уругвайца. И футболисты, и СМИ твердили о том, что «может и ничего такого он не сказал», может «в Уругвае это не было оскорблением». Бедный паренёк запутался в культурах и получил наказание за просто так! Никто не думал о давлении, которое оказывалось на Пэта. Как так случилось, что расизм стали защищать, а обвинения в нём – освистывать? Как это возможно в наше время? Я не знаю. Люди твердили, что расизм – это ужасно, но сами даже не знали, что он из себя представляет. Им не понять, каково это испытать на своей шкуре. Это был настоящий шок – узнать, что расизм никуда не исчез, он просто был поглубже запрятан. Нам привили фальшивое чувство безопасности. На самом деле вся эта пакость была прямо под нашим носом. Один просчёт и всё вышло наружу.

Я был в паре метров от Патриса и Суареса, но даже не мог представить, что в тот самый миг расизм вновь подошёл к нам вплотную.



Прошло шесть дней с того момента, я был дома и смотрел на телевизору игру «КПР» против «Челси». «КПР» выигрывали 1-0, а мой брат Энтон отлично выступал в защите. За пять минут до конца Энтон и Джон Терри повздорили в штрафной «КПР». Нам показали, как Джон стал отбегать на свою половину поля, а затем режиссёр перевёл камеру на его лицо. Никакого умения читать по губам не нужно было для того, чтобы увидеть, как Джон Терри, капитан сборной Англии и мой товарищ по обороне на протяжении 6 лет, произнёс слова «ты чёрный м****». И слова эти прозвучали в адрес Энтона. Тут же зазвонил телефон. Мои товарищи, семья, да все писали мне, чтобы узнать, видел ли я то, что только что произошло. «Твиттер» сошёл с ума наряду с «ютубом».

События того вечера привели к затяжным и болезненным разборкам, которые ничем не закончились. Стычку старательно умалчивали, а её последствия до сих пор отражаются на нашей семье. Терри мог выйти из всего этого с честью, вместо этого всё вышло как нельзя более хуже.

Если вы не следили за официальным разбирательством, я напомню. В полицию поступила анонимная жалоба от зрителя, который обвинил Джона Терри в расизме по отношению к Энтону. Терри всё отрицал и предлагал разномастные оправдания. Суд длился пять дней, и в июле 2012-го – спустя 9 месяцев – Терри признали невиновным. Суд признал, что Терри в самом деле произнёс те слова, но доказать желание оскорбить на расовой почве не смог. Через два месяца в сентябре футбольная ассоциация вынесла другой вердикт. Терри признали виновным в оскорбительном поведении и запретили играть на протяжении 4 матчей и взыскали штраф в 200 тыс. фунтов.

Тем временем Терри продолжал играть в святошу. Прошло две недели, и он уже публично извинялся перед «всеми». Он был «разочарован» решением Ассоциации, но признавал, что объективно подобные выражения не подобает использовать человеку его позиции. Он не извинился ни передо мной, ни перед Энтоном. Не было ни момента, чтобы я увидел, что он хоть немного понимает то, сколько вреда его глупость принесла нашей семье.

В этой атмосфере непонимания и смятения моя карьера в сборной подошла к концу. Джон продержался дольше, но, после изъятой капитанской повязки и пары матчей, тоже решил уйти. Всего этого можно было избежать.

Пока шло разбирательство, адвокаты Энтона посоветовали нам не обсуждать публично произошедшее, и мы послушались. Это, как мне теперь кажется, было большой ошибкой. Если бы мы высказались, многим бы полегчало. Это разбирательство нанесло вред межрасовым отношениям в Британии и футболу в целом. Энтон, главная жертва, пострадал как в профессиональном смысле, так и в личном: ему стали приходить угрозы смерти, пули в конвертах и оскорбления. У дома моей матери выбили окна, а внутри мы нашли пули. В итоге её поместили в больницу, потому что она подхватила вирус из-за постоянного стресса. И закон, и футбольные главы всё сделали не так. Ассоциация вела себя нерешительно, а обвинение не знало всех фактов. Многие вынесли выгоду из всего этого. Подозрительно много видных чёрных футболистов решили не высказываться, и многие использовали разбирательство в целях продвижения собственной политической карьеры. Даже «Kick It Out», как правило хорошо слышимое, в этот раз не пошло на решительные действия.

Футбольная ассоциация была нерешительна – её терзали желание защитить капитана Англии и осознание того, что наказание было неминуемо. Итог: смешанное послание, которое можно было двояко интерпретировать. В «Челси» думали только о том, как бы избежать наказания, и только подливали масла в огонь. Эшли Коул, мой давнишний друг, знавший Энтона с детства, предал нашу дружбу. Самым большим идиотом был, разумеется, сам Джон Терри, который всего-то должен был признаться, что да, он сказал эти слова, но это было в пылу момента, и он не желал никого оскорблять! Думаю, так оно и было на самом деле. Мы бы приняли его извинения, но он предпочёл пойти иным путём.

Я хочу уделить внимание одному моменту. Все считают, что Энтон направил Терри в суд. Это – неправда. На самом деле Энтон просил и полицию, и Королевскую службу уголовного преследования не доводить дело до суда. Он понимал, что судебные разбирательства только усугубят ситуацию и создадут враждебную атмосферу. Нас с ним даже не спросили. Случилось то, что случилось: анонимный представитель общественности подал жалобу, полиция начала расследование, а Королевская служба решила устроить разбирательства. Затем суд решили отложить для того, чтобы Терри смог принять участие в ЕВРО 2012.

Энтон чётко дал всем понять, что он не слышал слов Джона. Именно адвокаты Терри позвали его в суд – не наоборот. Вот что надо понимать. Повторяю ещё раз: Антон не был зачинщиком! Он не слышал этих слов и ничем не заслужил враждебности от ассоциации и адвокатов. Их перекрёстный допрос вызывал подозрения в простом желании очернить. Многие, особенно фанаты «Челси», считают, что Энтон попросту настучал на Джона Терри. Антон ни на кого не стучал!

Встречались ли вы с расизмом в своей жизни?